Статья про американскую армию в Ираке

Очень извиняюсь - сначала с политический запостил...

Месяц в Ираке


ФОТО: AP

В Ирак я вызвался поехать добровольно — хотел поработать в армии США. Целый месяц я смотрел на Ирак из окон армейского автомобиля "Хамви", бронетранспортера "Страйкер", других боевых машин. Через эти окна Ирак выглядит чужой и опасной страной, в которой пришельцу делать нечего. Таким видят его почти 150 тыс. американских солдат.

Смерть из покрышки
Черный "Шевроле" ждал меня в полночь у входа в роскошную гостиницу Hayat в столице Иордании Аммане. Мой спутник — отставной офицер Королевской морской пехоты Великобритании. Перед войной в Афганистане несколько бывших морпехов создали фирму для обеспечения безопасности журналистов, работающих в "горячих точках". Таких фирм сейчас в Ираке много, для них нынешняя ситуация — золотое дно. Западные компании в Ираке тратят на охрану до 25% своих расходов, ветераны спецназа зарабатывают до $1 тыс. в день.

ФОТО: ГЛЕБ БРЯНСКИЙ

По дороге в Наджаф конвой останавливается на привал. Мои спутники (слева — капитан Роулингс, справа — младший сержант Хайнз) извлекают из-под сидений коричневые пластиковые пакеты MRE (Meals Ready to Eat), сухой паек американской армии. Попробовать MRE первый раз интересно. Через три недели на эти упаковки будет тошно смотреть
"Меня зовут Иан, но здесь все называют меня Таф",-- представился британец (tough по-английски "крутой"). Он и его коллеги "консультируют" сотрудников агентства Reuters, работающих в Ираке. По пути к иордано-иракской границе Иан Крутой обрисовал ситуацию. Лететь в Багдад самолетом опасно, поскольку иракцы вооружены "Стингерами", поэтому мы едем в Ирак на машине. Впрочем, это не намного безопаснее, потому что любимое развлечение местного населения — это установка самодельных устройств для подрыва американских военных конвоев. Технические возможности изготовителей ограниченны, поэтому взрывы часто происходят позже, чем нужно, то есть фугас может взорваться в момент проезда любой машины. Например, нашей. Но еще опаснее ехать рядом с американским конвоем, потому что солдаты могут и расстрелять подозрительный автомобиль.
Под такой непринужденный разговор мы подъезжаем к иракской границе. Получивший $400 водитель обходит очередь и заводит дружескую беседу с пограничником. Через несколько минут наш "Шевроле" на иракской стороне — без досмотра.
"Иракцы прячут взрывные устройства в старых автомобильных покрышках или в трупах собак",-- продолжает Иан. Я с ужасом всматриваюсь в каждую покрышку и дохлую собаку, валяющуюся на обочине. Даже на живых собак смотрю с подозрением.

ФОТО: ГЛЕБ БРЯНСКИЙ

В Ирак я попал в качестве так называемого прикомандированного журналиста. У американцев это называется embedment ("внедрение"): журналист живет в одной палатке с солдатами, ест с ними в одной столовой и ездит на боевые операции
Примерно через час мы пересаживаемся в БМВ, приехавший за нами из Багдада. Иан предлагает мне лечь на заднее сиденье, накрыться покрывалом и поставить бронежилет у правой двери. Засыпаю почти мгновенно — наверное, от стресса. Просыпаюсь, когда улыбающийся усатый водитель стягивает с меня покрывало и говорит: "Приехали! Багдад".
Частный дом, в котором находится бюро Reuters, похож на крепость: вокруг трехметровая бетонная стена, вооруженная охрана на входе.
Большинство сотрудников Reuters — арабы, несколько англичан и американцев. Все иностранцы живут здесь же, в бюро. В коридоре — стенд по проблемам безопасности. Большие фотографии пулевого ранения, джипа, изрешеченного осколками, список советов для желающих посетить местный ресторан: "Прежде чем войти в ресторан, продумайте план эвакуации. В ресторане садитесь лицом к двери. Внимательно осматривайте всех входящих".
Место моей будущей дислокации — база рядом с городом Бакуба. Он находится в 80 км к северо-востоку от Багдада. За последние недели сообщений оттуда почти нет. Столкновения идут в Басре, Багдаде, Наджафе, Кербале, Дивании, Куте. Бакуба на этом фоне выглядит как самое спокойное место в Ираке.
Иду в гостиницу "Палестина", где работает большинство журналистов. Многие из них предпочитают не выходить из отеля. С крыши открывается отличный вид, в здании есть ресторан, лавка сувениров, парикмахерская.
Именно в этой гостинице 8 апреля прошлого года погиб от снаряда американского танка мой друг и коллега оператор Reuters Тарас Процюк, с которым мы работали в Чечне.

ФОТО: AP

Для американских солдат в Ираке "Хамви" (догорает на переднем плане) — основное средство передвижения. По замыслу американских военных открытость, отсутствие серьезной брони должны были облегчить контакты освободителей и благодарного гражданского населения (на заднем плане)
Захожу в комнату, где погиб Тарас. Перед смертью он снимал вход американских войск в город. Американское командование потом скажет, что его приняли за гранатометчика. Я выхожу на балкон. Смотрю на мост, откуда выстрелил танк. Меня поражает, насколько далеко от моста до гостиницы. Спускаюсь в лобби, раздумывая над тем, насколько случайной была эта смерть и что любой оператор на месте Тараса точно так же снимал бы танки с балкона.
Вернувшись в бюро, обнаруживаю сразу три письма от капитана Борналеса, пресс-секретаря 3-й бригады 1-й пехотной дивизии. "Мистер Брянский,-- пишет капитан,-- я жду вас уже три дня. Вы должны приехать немедленно, потому что мы скоро выдвигаемся. Когда приедете в Бакухабу (правильнее написать название этого города я не могу), спросите, где находится военная база Warhorse ('Боевой конь'.-- Г. Б.)".

"Подумаешь, негр! Я сам менгрел"
Бакуба расположена всего в часе езды от Багдада. Я стою у ворот ровно в девять утра. "Эй, вытащи руки из карманов!" — кричит мне часовой на вышке. Вынимаю и на всякий случай поднимаю вверх. "Мне нужен капитан Борналес!" — кричу в ответ. Хотя база довольно большая, капитан появляется уже через пять минут, и меня пропускают внутрь.

ФОТО: ГЛЕБ БРЯНСКИЙ

База "Дюк" в 20 км от Наджафа. При Саддаме здесь был склад оружия, от которого осталось несколько полуразрушенных зданий. Мы устраиваемся в одном из них (на фото)
На территории "Боевого коня" все ходят в бронежилетах. Каждую ночь базу обстреливают из минометов. Для защиты от осколков все вагончики и палатки обложены мешками с песком. Штаб, столовая, коммуникационный центр обнесены бетонными стенами. Возле столовой бункер, где можно спрятаться в случае артиллерийского налета. По пути в штаб останавливаемся рядом с ангаром, где находится центр отдыха: игровые компьютеры, гимнастический зал, библиотека и комната с огромным телеэкраном, где несколько усталых солдат смотрят боевик.
В здании штаба — огромное почтовое отделение и юротдел с объявлением: "Консультация — $10 в час". За стойкой несколько клерков в военной форме и очках. Юристы занимаются вопросами компенсаций, разводов и разделом собственности. При любви американцев решать споры с помощью адвокатов работы у них хватает.
Капитан Борналес ведет меня в отдел по связям с общественностью. Здесь кроме него работают майор Нил О`Брайен и два младших сержанта — фотограф и телеоператор. Жизнь солдат и офицеров бригады документирована досконально. Материалы хранятся в архиве бригады, отправляются в газеты по месту жительства солдат.
"Боевой конь" — это полевой рай. В столовой бесплатный шведский стол с двумя вариантами меню: в одном — классические американские гамбургеры с картошкой фри, в другом — европейская кухня: мясо и рыба с гарниром и овощами. Все повара — индийцы, привезенные в Ирак компанией ESS, которая обслуживает американские военные базы по всему миру. Сок, прохладительные напитки, мороженое, десерты в неограниченном количестве. Рядом в вагончике — магазин. Здесь можно купить все, что необходимо для выживания в пустыне: рюкзак-резервуар для воды, защитные очки от песка, складные ножи, а также DVD- и CD-плееры, цифровые камеры, ноутбуки, кепки с надписью Operation Iraqi Freedom и многие другие мелочи, которые американцы с удовольствием покупают, удовлетворяя тоску по настоящему шопингу.

ФОТО: AP

Поскольку днем в палатке невозможно находиться из-за жары, большинство солдат в "Дюке" предпочитают вообще жить под открытым небом — в кузовах грузовиков (на фото), рядом с танками и бронетранспортерами
Пообедав, лезу за фляжкой с водой, делаю глоток.
— Это не алкоголь? — спрашивает Борналес.-- Знаешь, что за употребление алкоголя мы можем отправить тебя обратно?
— Вода,-- говорю я.-- Хочешь попробовать?
Капитан сообщает мне, что завтра мы выезжаем с базы, но куда, он сказать пока не может. Расставшись с ним, я встречаю группу солдат в неамериканском камуфляже, которые разговаривают на очень знакомом языке. "Гамарджоба!" — говорю я им и не ошибаюсь. "Из Москвы, журналист — ай, как хорошо! А то здесь не с кем поговорить. Мы только приехали. Слушай, генацвали, а мы где?"
Грузин 150 человек. Их прислали потому, что новый грузинский президент подписался на членство в американской коалиции. Спрашиваю, не волнуются ли они, что некому будет разбираться с Аджарией. "Нет,-- говорят грузины,-- в Аджарии все спокойно будет. Миша без нас разберется".
Запрет на алкоголь для грузин, как и для меня, больная тема. "Вы хоть вина с собой привезли?" "Нет, какой там! В самолет разве много возьмешь? Но мы сейчас освоимся и сами сделаем. Виноградный сок в столовой есть, нужна глина — большой кувшин сделать",-- говорит сержант Мамука.
Мимо проходит грузинский военный священник в черной рясе, с длинной бородой и серебряным крестом поверх черного бронежилета. "Это отец Давид,-- говорит Мамука.-- Его сюда пускать не хотели — за террориста приняли. С трудом убедили американцев, что он свой".
Мамука смотрит на жующих американцев и говорит, что удивительно, как много среди них женщин и негров. Я предупреждаю, что при черных американцах слово "негр" произносить не надо.
"Подумаешь, негр! Я сам менгрел",-- отвечает Мамука.


ФОТО: ГЛЕБ БРЯНСКИЙ

Уступив место госпиталю, переезжаем в палатку (на фото). Как только начинается буря, песок залетает в наше жилье отовсюду. Чтобы палатку не снесло вовсе приходится постоянно ее укреплять
"Если в вашу машину попали из РПГ"
На следующий день меня приглашают на штабную планерку. В комнате сидят офицеры с ноутбуками, на экране — презентация маршрута в Power Point. Полковник Дейна Питтард, командир 3-й бригады 1-й пехотной дивизии, говорит, что дорога будет тяжелой. Цель нашего марш-броска — город Наджаф на юге Ирака. "Будь готов с вещами к 18.00,-- говорит капитан Борналес.-- С собой брать минимум. Мы едем на одну-две недели, потом возвращаемся обратно в 'Боевой конь'".
Конвой задерживают — сначала до 21.00, потом до 23.00, потом до 2.00. За это время осматриваю "Хамви", в котором мне предстоит ехать. "Хамви" — это армейский автомобиль HMMWV (High Mobility Multi-Purpose Wheeled Vehicle; высокомобильная многоцелевая машина, гражданская модификация продается под маркой "Хаммер"), в 1985 году пришедший на смену знаменитому "Джипу". Эта машина, по удобству соперничающая с нашим уазиком,-- основное средство транспорта для американских солдат в Ираке. Из 15 тыс. "Хамви" в Ираке бронированных только 1,5 тыс. По замыслу командования открытость и отсутствие брони должны были облегчить контакты освободителей и благодарного населения. Сегодня редкий телесюжет про Ирак обходится без кадров простреленных и горящих "Хамви".
Мне повезло — у моего "Хамви" двери бронированные. Но нет рации.

ФОТО: ГЛЕБ БРЯНСКИЙ

На 2,5 тыс. солдат у нас шесть туалетов, к каждому всегда стоит очередь. Учитывая, что для посещения сортира американскому солдату нужно поставить автомат, снять бронежилет, отстегнуть пистолет, очередь, особенно по утрам, двигается крайне медленно
Знакомлюсь с попутчиками. Старший в машине — капитан Мур, юрист 3-й бригады. С нами едет капитан Роулингс из штаба подразделения "Страйкеров", новейших легких бронетранспортеров. За рулем младший сержант Хайнз. Военные первым делом выясняют, кто из какого штата и как давно в Ираке. Разговор прерывает сильный взрыв — мина разорвалась метрах в 150 от конвоя. Все бросаются на землю.
Перед выездом — перекличка. Старший офицер конвоя запинается на моей фамилии. Многие, услышав свое имя, кричат "Hoo!" или "Hoo-ah" — боевой клич американской армии. Высокий боевой дух часто называют hoo-ah spirit.
Офицер предупреждает, что засада может поджидать нас сразу на выезде из базы, на дороге, которую солдаты окрестили "аллея РПГ" (РПГ — ручной противотанковый гранатомет). Следующее опасное место — пригороды Багдада, потом несколько населенных пунктов, через центр которых придется ехать. "Если в вашу машину попали из РПГ, продолжайте двигаться, пока не выедете из зоны поражения. Ни в коем случае не останавливайтесь. Покидайте машину только в том случае, если она уже не может двигаться. Дистанция между машинами — 30-50 м. К утру выедем в пустыню, сделаем привал, можно будет немного расслабиться",-- заканчивает офицер. Перед посадкой — короткая молитва в темноте.
Конвой трогается. Пытаюсь заснуть, но на неуютном сиденье "Хамви" получается плохо, к тому же водитель Хайнз говорит слишком громко. Младший сержант пошел в армию, чтобы получить бесплатное образование — он заочно учится на инженера по системам водоочистки. Хайнз развлекается тем, что ведет "Хамви" по середине дороги, принуждая встречные иракские машины съезжать на обочину.
От капитана Мура я узнаю, что солдатам дано описание противника: это "люди в черной форме". В деревнях, которые мы проезжаем, на домах висят черные флаги, многие жители одеты в черное. В машине разворачивается спор, не враг ли это. Никто точно не знает, включая и меня. Наличие красных и зеленых флагов окончательно вводит нас в недоумение.

ФОТО: ГЛЕБ БРЯНСКИЙ

Выезжаем на операцию. Забираюсь в открытый "Хамви" без брони. Солдаты сажают меня в угол, защищенный куском ржавого железа. Въезжаем в пригород Наджафа, тормозим на перекрестке. Солдаты перекрывают движение, вытаскивают колючую проволоку и начинают досмотр
Вдруг конвой останавливается. Солдаты выходят из машин и занимают позиции по обочине дороги. Прохожу вперед, чтобы узнать, что случилось. Конвой уперся во взорванный мост. Вдоль колонны бежит офицер и спрашивает, у кого есть спутниковый телефон, чтобы вызвать понтонный мост. Даю ему свой, офицер вынимает потрепанный блокнотик с номерами, начинает набирать один за другим. Никто не отвечает.
Вскоре выясняется, что мост взорван не полностью и часть конвоя, за исключением тяжелых грузовиков, может продолжить движение. Едем дальше. Перед каждым населенным пунктом колонна останавливается и высылает вперед патруль. В это время солдаты стоят с M16 наготове и напряженно смотрят, как мимо проходят люди и проезжают машины. Иракские дети машут нам руками, солдаты неохотно отвечают. "Я всегда стараюсь отвечать, когда дети машут",-- говорит Роулингс.
Въезжаем в пустыню, конвой останавливается на привал. Из-под сидений извлекаются коричневые пластиковые пакеты — MRE (Meals Ready to Eat), сухой паек американской армии. Главное в упаковке — пакет с "основным блюдом", его бывает до 20 разновидностей. Мне достается мясное рагу (в списке блюд есть и экзотические — например, неизвестная мне джамбалайа). Пакетик с рагу вставляется в нагревательный элемент, немного воды — и через пару минут еда горячая. Кроме того, в упаковке сухая смесь для приготовления напитка, пластиковая ложка, соус табаско, конфеты M&M`s, увлажняющая салфетка. Попробовать MRE первый раз интересно и даже вкусно. Через три недели на эти упаковки будет тошно смотреть.
Рядом с нами останавливается старая развалюха, водитель которой пытается что-то сказать. "Не останавливаться, продолжать движение!" — кричит Хайнз. "Надо выяснить, что он хочет",-- прерывает его старший по званию Роулингс. Водитель знаками просит воды и получает от Роулингса бутылку.

"Самая говенная база в Ираке"
Когда конвой остановился под палящим солнцем посреди пустыни, я решил, что это опять привал, но капитан Мур сказал, что мы приехали. Я понял, что шведского стола и кондиционера здесь не будет.
"Дюк" — огромная территория посреди пустыни, в 20 км к северо-западу от Наджафа. При Саддаме здесь был склад оружия, от которого осталось несколько полуразрушенных зданий. На складе работают несколько десятков саперов. Мы оглядываемся вокруг в поиске места для ночлега. Устраиваемся в развалине с огромными окнами без стекол. После безуспешных попыток собрать армейскую раскладушку решаю спать на матрасе. Фотографы сколачивают столы из ящиков из-под боеприпасов.
Конвои из "Боевого коня" продолжают прибывать. С одним из них приезжает корреспондент Associated Press Денис Грей. Их конвой выехал одновременно с нашим, но прибыл на сутки позже. Денис очень устал. Спрашиваю, как было в пути. "На нас напали. 'Хамви' позади нас подорвался на фугасе, погиб солдат. Я видел все через зеркало заднего вида",-- отрешенно говорит Грей, валится на раскладушку и засыпает.

ФОТО: AP

В наиболее сохранившемся каменном здании американцы устраивают штаб и начинают проводить коммуникации. В ангаре неподалеку из кубиков, бумажек и клейкой ленты штабные офицеры собирают модель Наджафа и окрестностей.
Неожиданно выясняется, что саперы не дают нам пользоваться своей столовой, туалетами и душем — они спешно обнесли свой поселок колючей проволокой. Возникает проблема с туалетами. Их у нас всего шесть на 2,5 тыс. солдат 3-й бригады, и к каждому туалету по утрам выстраивается очередь. Оправляться в пустыне запрещено "по соображениям гигиены". Приходится нарушать этот запрет. Вместо душа выдают по пять бутылок воды в день — на умывание и питье. Солдаты, которые были в Ираке с начала войны, говорят, что "Дюк" — "самая говенная база", которую им довелось увидеть.
Вечером начинается песчаная буря. Спешно прячем аппаратуру в пакеты, пытаемся закрыть окна фанерой. "Никогда в жизни больше не пойду на пляж",-- говорит один из солдат.
На следующий день в нашем здании размещается военный госпиталь. Нас выселяют в палатку. Она совершенно не приспособлена к пустыне — как только начинается буря, песок залетает отовсюду; днем внутри невозможно находиться из-за жары. Большинство солдат давно спят под открытым небом — в кузовах грузовиков, рядом с бронетранспортерами. А все штабы подразделений находятся в грамотно установленных палатках с деревянным полом и кондиционером. Штабные говорят, что кондиционеры необходимы, чтобы их ноутбуки не перегревались.

"Захватить в плен или убить аль-Садра"
В "Дюк" приезжает командующий 3-й бригадой полковник Дейна Питтард. Начинается активное планирование операции. Планерка проходит в ангаре с макетом Наджафа на полу. Снова презентация в Power Point, на экране главная задача — "захватить в плен или убить Муктаду аль-Садра".
Это сенсация: раньше американцы не объявляли о цели операции. Но сообщать об этом нельзя.
На экране спутниковые съемки: дом Садра, его мать, ближайшие помощники. Все объекты "повышенного интереса" отмечены на модели города. Операция состоит из четырех стадий. Первая уже почти завершена — прибытие нашей бригады на базу "Дюк". Вторая — окружение Наджафа и патрулирование окраин. Следующий этап — вход в город и уничтожение "армии Махди", последний — поимка Садра, но этим займется не наша бригада, а спецподразделения. Представители спецназа находятся здесь же, выделяясь свободными прическами и непринужденными, почти гражданскими позами.
На планерке узнаю, почему американцы часто отправляют в патруль малочисленные группы. Оказывается, они специально провоцируют повстанцев, подставляя патрули под огонь. Так они заставляют врага "засветиться". "Когда человек стреляет в нас из гранатомета, он больше не может называть себя мирным жителем",-- говорит Питтард.
Во время доклада командир бригады отмечает, что в Наджафе находятся шиитские святыни и, если они пострадают в ходе операции, это "всколыхнет весь исламский мир". Капитан Мур рассказывает о Женевской конвенции.
После планерки, разговорившись со своим "куратором" капитаном Борналесом, узнаю, что он, как и многие другие офицеры, прочитал пару книжек про войну в Чечне и прослушал несколько лекций про ведение боевых действий в городе, где много внимания уделялось штурму Грозного в 1994 году. Капитана особенно поразило то, как войска разных ведомств часто не имели возможности переговариваться напрямую. В итоге свои стреляли в своих. Я напоминаю Борналесу, что подобные инциденты были и в ходе иракской войны, а связь между американскими и прочими войсками коалиции тоже оставляет желать лучшего.

ФОТО: AP

На несколько дней нас отправляют на базу "Гольф" в центральном районе Наджафа. Здесь все восхищаются сальвадорцами. Недавно они попали в засаду — один погиб, 12 были ранены, у оставшихся четверых кончились патроны. Тогда капрал Самуэль Толоза (на фото) разогнал нападавших складным ножом

Борналес спрашивает, как русская армия вела бы себя в Наджафе. Вспомнив свою последнюю командировку в Чечню, отвечаю, что поставили бы тяжелую артиллерию по периметру города и пару недель обрабатывали бы шиитские святыни из крупного калибра, а потом провели бы хорошую зачистку.
Меня распределяют в подразделение "Страйкеров", легких бронетранспортеров. "Страйкер" принят на вооружение совсем недавно, во всем Ираке только одно подобное подразделение. У машины есть защита от гранат, кондиционер и система спутниковой навигации. В кабине командира можно видеть на экране остальные машины подразделения — как голубые точки.
Вечером выезжаем в патруль. Дорога до города занимает минут 20. Останавливаемся у камнедробилки на окраине Наджафа. Солдаты выскакивают из "Страйкеров" и врываются в дом, обыскивают двух мирно ужинавших мужчин. Через переводчика офицер спрашивает, кто они такие, что здесь делают и какая ситуация в городе. Солдаты стоят по периметру с М16 наперевес. В конце концов мужчин оставляют в покое.
После рейда на камнедробилку кружим по пустыне, изредка подъезжая к отдельным хижинам. Вскоре два "Страйкера" застревают. Чтобы вытащить их, требуется почти час.
На следующий день меня прикомандировывают ко 2-му батальону 2-го пехотного полка 1-й пехотной дивизии. Забираюсь в открытый "Хамви" без брони. Солдаты сажают меня в угол, защищенный куском ржавого железа. Въезжаем в пригород Наджафа, тормозим на перекрестке. Солдаты перекрывают движение, вытаскивают колючку и начинают досмотр транспорта.
Из автобуса вылезает с десяток молодых людей, большинство — в черных одеждах. Через переводчика им приказывают поднять руки вверх. В багажнике — портрет Садра. Иракцев сразу кладут лицом на землю. Командир расспрашивает одного из них, где взяли портреты. Задержанный говорит, что портреты распространяли бойцы "армии Махди" в мечети и они не могли их не взять. Звучит убедительно. Командир через переводчика читает иракцам нотацию о том, что с Садром лучше не иметь дела, и отпускает.

"Я не хочу быть самым лучшим!"
После нескольких дней интенсивного патрулирования 3-я бригада получает приказ вернуться к месту дислокации. Мы ничего не можем понять. Полковник Питтард говорит, что Садр занервничал и начал переговоры. Непонятно, правда, с кем, ведь американцы не отменяли ордер на его арест.
3-ю бригаду меняет 2-й бронекавалерийский полк. Кавалерийские части — так по традиции в американской армии называются легкие механизированные подразделения — в основном используются для рекогносцировки. Для штурма они не годятся.
В процессе вывода бригады у нас забирают все, что выдали: раскладушки, генератор, кабели. За день до этого наш генератор перестали заправлять. Поскольку аккумуляторы для камеры, телефона и ноутбука уже садились, я попытался ночью стащить канистру с соляркой, лежавшую возле штаба, но был пойман часовым. "Извините, сэр,-- сказал он.-- Я только что видел, как вы пытались умыкнуть эту канистру. Понимаете, у нас очень плохо с топливом, поэтому я не могу вам ее дать".
После отъезда последнего конвоя 3-й бригады мы остались с кавалеристами. Разницу я почувствовал сразу. Снимая несколько танков "Абрамс" около нашей палатки, я наткнулся на офицера, который сказал, что без разрешения комполка съемки запрещены. Пошел в штаб, но сержант на входе приказал мне не соваться "в секретное место". В отличие от пехотинцев, часто останавливавшихся у нашей палатки почесать языки, кавалеристы проходили мимо без приветствий, с кислыми минами. В одном из туалетов появилась надпись Bush sucks ("Буш сосет"), в другом — Iraq sucks ("Ирак сосет").
Разгадка невеселости кавалеристов появилась достаточно скоро. Сержант Хамильтон, с которым я разговорился в туалетной очереди, сказал, что их полк, находившийся в Ираке с начала войны, был на пути домой, когда им объявили, что они остаются воевать еще на три месяца: "Они сказали, что мы остаемся не в наказание, а потому что мы самые лучшие. Я не хочу быть самым лучшим!" Другой солдат добавил: "Это было как удар ниже пояса. У патриотизма тоже есть срок годности". Обещание добавить по $1 тыс. к жалованью за каждый лишний месяц пребывания в Ираке настрой не улучшило. На плакате с фотографией аль-Садра, повешенном на стену, кавалеристы написали: "Спасибо, что продлил срок службы, сукин сын".
Проходит несколько дней. Информации никакой. Комполка полковник Брэд Мэй все время в разъездах. Злой сержант гоняет нас со ступенек штаба. Индийца Шираба, фотографа AP, приняв за араба, хватают возле узла связи, ворча, что гражданским ночью нельзя шляться по базе. Новый начальник базы говорит, что по инструкции ему запрещено подключать электричество для "невоенных организаций".
Изредка к нам заходит пресс-секретарь полка техасец капитан Шон Кирли и рассказывает про тяжелую жизнь офицера по связям с общественностью: "Иногда командующий требует, чтобы не меньше десяти журналистов было на какой-нибудь церемонии награждения. А где я достану десять журналистов?" Несмотря на проблемы, Шону нравится его работа, а еще больше — зарплата. Капитан армии США получает $5 тыс. в месяц, армия оплачивает ему квартиру, медицинскую страховку и лечение зубов.
Новый начальник начинает заниматься благоустройством лагеря. Вскоре появляются долгожданные туалеты, потом — душевая палатка. В первый день работы душа к нему выстраивается огромная очередь. Привозят иракских рабочих, которые начинают возводить палатки с кондиционерами. Какой-то предприимчивый иракец с автобуса торгует холодной кока-колой и льдом. Фотограф Шираб пытается сфотографировать солдат, несущих огромные куски льда по пустыне, и снова нарывается на запрет.
За все время мы только однажды выезжаем в Наджаф — с отрядом из 200 солдат, которые занимают базу "Гольф", оставленную испанскими войсками. Наши репортажи о входе солдат в Наджаф производят шум в арабской прессе: многие решили, что подразделение вошло в центр города в непосредственной близости от шиитских святынь.
Глубокой ночью мне звонят из бюро Reuters в Багдаде и требуют сделать репортаж о бое в Наджафе. Я плетусь к штабу и прошу вызвать капитана Кирли. Он появляется и говорит, что полк ведет обстрел Наджафа с воздуха. Спрашиваю, можно ли что-то выдать на ленту. Кирли говорит, что ему нужно посоветоваться с полковником, и исчезает. Через три часа полковник Мэй сообщает, что никаких заявлений не будет.
А утром на пресс-конференции американцы говорят, что в результате операции убиты 60 боевиков "армии Махди". Чувствую себя по-идиотски: бой произошел в каких-то 20 км от меня, а я не могу ничего сообщить. Следующий день провожу в написании жалоб командованию дивизии — пишу про негативное отношение к прессе, про то, что командование полка нарушает правила работы журналистов в армии. Корреспондент AP пишет жалобы на соседней раскладушке.
Мои коллеги, для которых это не первая командировка в американскую армию, считают, что 2-й кавалерийский полк — самая "трудная" часть из тех, где им пришлось бывать. Выясняется, что в полку никто не слышал про правила работы со СМИ и не собирается их выполнять. Кирли говорит, что контракт я подписывал с 3-й бригадой, а их полк это мало касается.
На следующее утро в нашу палатку приходит бригадный генерал Марк Хертли, заместитель командира 1-й танковой дивизии, и официально извиняется. Он говорит, что решение не сообщать нам о ночной операции было принято после наших репортажей о входе американцев в Наджаф, потому что мы "допустили ошибку, назвав базу 'Гольф' центром города". Я говорю генералу, что их информационная политика абсурдна. Если они ничего не хотят сообщать Reuters и AP, оба агентства будут давать информацию только со стороны повстанцев. И если Садр скажет нам, что американские войска разрушили мечеть имама Али, то так мы и передадим. В качестве последнего аргумента рассказываю, что российская армия так же общалась с прессой и эффект этого общения налицо. Генерал соглашается и объявляет, что на несколько дней нас отправляют на базу "Гольф", которая, как он подчеркивает, находится в центральном районе, а не в центре Наджафа.


ФОТО: ГЛЕБ БРЯНСКИЙ

Сальвадорская рукопашная
Совсем недавно здесь была база международной бригады Plus-Ultra, состоявшей из испанцев и латиноамериканцев. После взрывов в Мадриде и решения испанского правительства вывести свои войска из Ирака от испанцев остались только надписи на стенах. 300 сальвадорцев пока сидят здесь.
На территории базы находится штаб-квартира губернатора провинции Наджаф. Здесь же работают несколько дипломатов из госдепартамента США и их охрана из спецподразделений.
В разговорах с американцами проскальзывает недовольство скорым выводом испанских войск. Американцы говорят, что испанцы не хотели сражаться и заключили соглашение с аль-Садром, который обещал их не трогать. Напротив, очень высоко оценивают сальвадорцев, особенно вспоминая недавний эпизод, когда сальвадорские солдаты попали в засаду в паре километров от "Гольфа". Через несколько часов перестрелки у них кончились патроны, один из солдат погиб, 12 были ранены, вести бой могли только четверо. Тогда капрал Самуэль Толоза вынул свой складной нож и бросился на повстанцев, ранив нескольких из них. Иракцы отступили, и сальвадорцы смогли добраться до базы. Это практически единственный случай рукопашной схватки в ходе иракской войны.
По уровню комфорта "Гольф" на порядок выше "Дюка": душ с горячей водой, вентиляторы в комнатах, нет песчаных бурь. В столовой, несмотря на проблемы со снабжением, нормальная еда. Правда, чтобы поесть, надо надеть бронежилет и каску и сесть в машину, чтобы проехать 1 км: столовая расположена на соседней с "Гольфом" базе "Бейкер", пространство между ними простреливается. И теснота на базе неимоверная. Из-за ночных минометных обстрелов все живут в бетонных корпусах, свободных комнат нет.

"Особенно хорошо получились разбегающиеся американцы"
В настоящую переделку мы попадаем только в один из самых последних дней. Под прикрытием танков и вертолетов взвод солдат устраивает блокпост рядом с мостом через Евфрат, примерно в 2 км от Куфской мечети. Здесь несколькими днями раньше огнем с вертолетов были убиты те самые 60 боевиков. Следы обстрела видны повсюду.
Идет проверка местных жителей. Кавалеристы 2-го полка пытаются общаться с иракцами без переводчика. Арабы не понимают, что им говорят солдаты, американцы раздражаются, ведут себя грубо. Я вспоминаю, что 3-я бригада всегда вела досмотры с переводчиком.
Часа через два по нам начинают стрелять из гранатометов и минометов. Солдаты с фантастической скоростью сматывают колючую проволоку и грузятся обратно в машины. Я опасаюсь не столько разрывов, сколько того, что меня из-за спешки просто забудут. С трудом успеваю добежать до машины. Конвой на скорости выезжает из города и занимает позиции на пустыре. Сверху кружат вертолеты. Кто-то спрашивает по рации, успел ли я снять что-нибудь. Отвечаю, что особенно хорошо получились разбегающиеся от первого выстрела американцы. Голос в рации предлагает мне попробовать добраться до базы пешком.
По возвращении в "Гольф" нам говорят, что поступил приказ отправить нас в Багдад. По словам военных, нужно освободить место для других журналистов. Звучит это не очень убедительно, но делать нечего. Утром конвой забирает нас обратно в "Дюк", оттуда мы вылетаем в Багдад. Летим ночью на знаменитом вертолете Black Hawk ("Черный ястреб"). Смотря на огоньки арабских деревушек внизу, я с сожалением думаю, что мне так и не удалось поводить "Хамви". Единственный раз, когда я попросил дать порулить, законопослушные американцы спросили, есть ли у меня спецправа.
Ночь перед вылетом домой предстоит провести в военном аэропорту Багдада. Зал ожидания забит усталыми военными. Утром они полетят в Кувейт, потом — к местам постоянной дислокации: в Германию или США, к подругам, женам, детям. Для них Ирак позади, как, впрочем, и для меня.

Правила поведения журналистов в армии США
Прежде чем получить доступ в боевые части США, репортер должен подписать "Правила работы журналиста в армии". Согласно правилам, журналист не должен сообщать детали операции до того, как она проведена, имена погибших военнослужащих до того, как извещены их близкие. Запрещено фотографировать и брать интервью у военнопленных и заключенных. Самый жестокий пункт договора — тотальный запрет на употребление алкоголя в течение всего пребывания в армии. Нарушение любого из пунктов ведет к прекращению действия договора, то есть к отправке журналиста домой.
Документ регламентирует поведение не только журналистов, но и военных. Один из его пунктов гласит, что "критерием сообщения информации журналистам должна быть формула 'почему бы и не сообщить?', а не 'почему сообщить?'". Решения о распространении информации "должны приниматься быстро, в течение минут, а не часов". Правила запрещают офицерам конфисковывать журналистские материалы. Если журналист отказывается убрать из репортажа элементы, раскрывающие, по мнению командира, секретную информацию, предлагается решать проблему через начальство журналиста. Однако командир подразделения вправе отказаться от репортера, если считает, что тот физически не годен для жизни в армии.
В инструкции минобороны США, принятой незадолго до вторжения в Ирак, в феврале 2003 года, говорится, что армия "должна рассказать фактическую сторону события до того, как другая сторона распространит дезинформацию". Для этого журналисты будут "жить, работать и передвигаться как часть подразделений, к которым они прикреплены". В течение всего времени пребывания с армией журналист питается вместе с солдатами за счет министерства обороны США.

150 тыс. оккупантов-фотолюбителей
Скандал с пытками иракских заключенных в багдадской тюрьме Абу-Грейб разгорелся в самом конце моей командировки. Новости на военные базы просачиваются довольно медленно, поэтому перед отъездом мне не удалось поговорить с солдатами про этот скандал. Но сам факт того, что охранники фотографировали практически каждый свой шаг и делали десятки цифровых снимков, которые впоследствии стали достоянием СМИ, очень характерен для американской армии.
Цифровая фото- или видеокамера есть почти у каждого военнослужащего. Поскольку ожидание действия, то есть бездействие, неотъемлемый элемент военной службы, солдаты фотографируют все, что попадается на глаза. На большинстве баз есть интернет-кафе. В свободное время солдаты шлют десятки цифровых фотографий друзьям и родственникам.