Реклама Google — средство выживания форумов :)
israel:Но скажите мне: зачем, воспевая своих, гадить на тех, кто гиб, помогая тебе? Неужели вы можете понять срач на мертвых?
israel:англичане хотели поймать немецкий ЛК, а вовсе не бежали от него. Вообще, писать такое про ребят из "Рожденственской битвы" значит пИсать.
israel:Лично я как раз не понимаю другой подход: писатель должен быть или пропагандистом, или врагом народа, кричащим "мы вас туда не посылали".
israel:Настолько, что в те времена, когда СССР делал все для уничтожения Израиля, у офицеров ЦАХАЛа настольной книгой была именно "Волоколамское шоссе".
RICKO:Валентин Саввич был коммунист до мозга костей. А это ,как известно формирует определенное мировоззрение и мироощущение.Поэтому такие вставки ,поэтому такие отступления.
RICKO:А коммунизм,я считаю вылез в романе Нечистая сила.Он весь пропитан ненавистью к царю Николаю II.
Ноги офицера в тяжелых штормовых сапогах, на которых медные застежки стали изумрудно-зелеными от морской соли, этот Баффин сейчас, как медведь, зашагал к борту, под которым бешено крутилась вода океана... Дайк видел всю эту сцену.
Баффин! окликнул он помощника. Куда вы заторопились?
За борт! Или вы знаете другие пути на тот свет?
Мы еще не попрощались. Дайк слез со своего кресла и протянул ему руку. Мне было нетрудно служить с вами, сказал он, следя за кренометром, который показывал уже предел.
Благодарю! ответил Баффин, и звук выстрела совпал с всплеском воды...
Командир вернулся в свое кресло, оглядывая море.
Может, он и прав... не знаю... Кристен! окликнул он радиометриста. А ведь последнее слово осталось за вами...
Он раскурил сигарету. Ветер разбросал порванные фалы над его головой. Они зацепили щеки командира, обвили всего, словно хотели привязать его к кораблю навсегда.
Неужели никто из вас не прочтет молитвы? спросил Дайк у матросов. Неужели вы не помните ни одной?..
Странное дело, крен вдруг исчез. "Орфей" пошел на глубину на ровном киле, словно его топили через кингстоны. С плотов, разбросанных в море, видели, как погружался мостик в океан. Вот море коснулось и самого Дайка... Он поднял руку с сигаретой. Потом руку опустил. Он смотрел в небо...
И ушел вниз прямо, неизбежно, в полном сознании.
Все это рассказал почерневший от стужи человек, которого спасли матросы с нашего тральщика. "Орфей", подобно "Айрширу", до конца исполнил свой союзный долг не в пример другим конвойным судам, которые укрылись в заливах Новой Земли... Тело спасенного моряка уже затвердело от холода настолько, что игла медицинского шприца не входила под кожу. В лазарете тральщика его обложили грелками, без жалости растирали спиртом, для него носили еду из офицерской кают-компании. Он говорил внятно, благодарил, но, кажется, его разум все более затемнялся от пережитого... Он не выжил!
Документов при нем никаких не оказалось, номерных знаков на одежде, какие обычно носят моряки для опознания их трупов, тоже не было, а тонкое обручальное кольцо сняли с пальца и передали в британскую военно-морскую миссию."
"Брэнгвин в отчаянии заметался по отсекам, по трапам, по рубкам. Он прятался и понимал, что глупо прятаться. Разрывы вдруг стали глуше били под ватерлинию. Даже не глядя на кренометр, Брэнгвин почувствовал, как моряк, всю слабину корабельной жизни и... крен! Значит, где-то внизу по трюмным трапам уже разбегается вода, она бьет сейчас через борт, как из шлангов, толстыми струями толщиной в руку.
А эти "эрликоны", воздев к небу раструбы пламегасителей, стоят, словно не найти для них достойной цели. Возле их площадок высокие кранцы, битком набитые обоймами.
В конце концов, сказал себе Брэнгвин, я ведь ничего не теряю... И он опрометью кинулся в каюту: Сварт, не хочешь ли ты продать свою шкуру подороже?
Сварт молчал, натянув на голову одеяло.
Пойдем! Я не могу, чтобы меня убивали эти паршивцы...
Сварт затих, одеяло тряслось. Сварт плакал.
Да не будь ты скотиной, Сварт, говорил ему Брэнгвин. Мы же не последние ребята на этой ферме... Вставай!
Снаряд разорвало под ними в трюме. В труху разлетелся плафон ночного освещения, битое стекло застряло в волосах.
Отстань от меня! выкрикнул Сварт. Я молюсь...
Кто же так молится, лежа на койке? Ты встань...
В ушах снова грохот. Брэнгвин силой потянул Сварта.
Да будь я проклят, хрипел он, но я убью их...
Он дотащил его до барбета кормовых "эрликонов". Из кранца вытащил обойму с нарядными, как игрушки, зубьями патронов.
Это делается так, сказал он, и обойму намертво заклинило в приемнике. Я стреляю... ты только подноси, Сварт, и умоляю тебя больше ни о чем не думай... Подноси, Сварт!
Очень медленно, чтобы не привлечь внимания немцев на подлодке, Брэнгвин разогнал ствол по горизонту. Навел... Дыхание даже сперло. Сердце ломало ребра в груди. "Вот, вот они!" Через визир наводки Брэнгвин видел их даже лучше как из окна дома через улицу. Бородатые молодые парни (видать, давно немытые) орудовали у пушки так, будто других занятий в мире не существует...
"Что ж, мужчине иногда следует и пострелять", Брэнгвин отпустил педаль боя.
"Эрликон" заработал, отбрасывая в сетку гамака пустые унитары, дымно воняющие гарью сгоревшего пироксилина. Просто удивительно, как эти "эрликоны" пожирают обоймы...
Сварт, подноси!
Сварт, громко ругаясь, воткнул в приемник свежую обойму.
Ты, когда стреляешь, сказал он, не оборачивайся на меня. Я не удеру, не бойся... Это было бы не по-христиански!
Брэнгвин опять отпустил педаль, и "эрликон" заговорил, рассыпая над океаном хлопанье: пом-пом-пом... пом-пом-пом...
С третьей обоймы Брэнгвин сбросил с палубы лодки ее комендоров. Он видел, как оторвало руку одному фашисту, и эта рука, крутясь палкой, улетела метров за сорок от подлодки. Пушка немцев замолчала, дымясь стволом тихо и мирно, словно докуривала остатки своей ярости.
Больше ни одного к пушке не подпущу! крикнул Брэнгвин.
С мостика лодки вдруг ударил по транспорту пулемет.
Сварт, подноси!
"Эрликон" дробно застучал, глотая обоймы как пилюли. И вдруг с криками немцы стали прыгать на выступ рубки, быстро проваливаясь в люк. Брэнгвин продолжал стегать по лодке крупнокалиберными пулями (величиной в огурец), стараясь разбить ее перископы. Мертвецы еще лежали на палубе возле пушки, и когда пули в них попадали, они начинали дергаться, как в агонии. Неожиданно субмарина издала резкое и сиплое звучание это заработал ревун сигнала.
Выбрасывая кверху облако испарений и фонтаны воды, подводная лодка китом ушла вниз, а на волнах после нее остались качаться пустые ящики из-под снарядов и трупы...
Брэнгвин остатки обоймы выпалил в небо и засмеялся:
Сварт, неужели ты не видел? Адольфы не такие уж герои, как это пишут в газетах. Ты заметил, как они прыгали? Это было здорово... Сварт, разорви тебя, чего ты молчишь?
Он обернулся. Сварт лежал возле кранцев, среди нарядных обойм. Его капковый жилет точно по диагонали, от плеча до паха, был пробит дырками от пуль (удивительно симметрично).
Дружище, Сварт... как тебе не повезло!
В сторону накрененного борта из-под капкового жилета медленно вытекала кровь. Из кармана Сварта торчал молитвенник. Брэнгвин раскрыл его наугад и возвел глаза к небу.
Я тебе прочту, Сварт... самую хорошую молитву!.
Это был добропорядочный американец, не умевший сидеть сложа руки, когда другие дрались с фашизмом. Я не раз встречал подобных моему Брэнгвину, и я помню их белозубые улыбки, их сильные, трудовые ладони, расстегнутые на шеях цветные ковбойки, их желание понять нашу трудную русскую речь.
- ИА «Национальные интересы». Евгений Плющенко, Дима Билан, Дарья Донцова и Любовь Полищук признаны россиянами главными персонами уходящего года. Об этом свидетельствуют данные опроса, проведенного Всероссийским центром изучения общественного мнения (ВЦИОМ).
.
.
.
Писатель года
Донцова
Акунин
Маринина
Устинова
Солженицин
Дашкова
Пелевин
Веллер
Шилова
Лукьяненко
Пикуль