Запустив и отрегулировав мотор Нагурский сделал несколько пробежек по воде и в 4 часа 30 минут утра пошел на взлет. Первый полет в Арктике свершился 21 августа 1914 года. Продолжался он не долго, сделав несколько кругов над бухтой и проверив управляемость самолета Нагурский приземлился и подрулил к берегу. Подрегулировав мотор и взяв на борт механика Кузнецова Нагурский снова взлетел и сделав еще пару кругов, проверяя поведение самолета под большей нагрузкой. Удовлетворившись результатом Нагурский посадил «Фарман» и подрулил к обустроенному гидроспуску.
Не теряя времени, Нагурский и Кузнецов погрузили на борт продовольствие на 10 дней, винтовку, лыжи, спальные мешки, сигнальне ракеты (с парашютами) и в 16 часов 30 минут «Farman МF.11» вновь взлетел, направляясь в первый дальний полет. Позже Нагурский вспоминал:
«Тяжело груженный самолет с трудом поднялся надо льдами, но затем стал быстро набирать высоту; перед нами открывались все более красивые виды. Направо находился остров с грядами островерхих хребтов и спускавшимися по ним ледниками, налево — белый океан, на котором кое-где виднелись темные пятна открытой воды. Ледяными верхушками сверкали живописные, фантастических форм айсберги. Они были расположены то ровными рядами, то беспорядочно разбросаны; по форме одни напоминали стройные обелиски или призмы, другие — странного вида коряги. Все они искрились, как бы обсыпанные миллионами бриллиантов, в лучах незаходящего солнца. Сознание, что я первый человек, поднявшийся на самолете в этом суровом краю вечной зимы, наполняло радостью и беспокойством, мешало сосредоточиться.»
Термометр, прикрепленный к стойке, показывает минус пять градусов, видимость отличная. В полете Нагурский ориентировался по береговой линии Новой Земли и показаниям компаса. От мыса Борисова начались редкий лед и торосы, потом с севера надвинулся густой туман и облака. Ориентировка затруднилась — пришлось лететь по компасу. И здесь предусмотрительность Нагурского, захватившего шлюпочный гидрографический компас отечественного изготовления, оказалась нелишней — бортовой французский компас отказал. Пришлось лететь почти целый час вне видимости земли. Разглядеть земные ориентиры удалось только в районе Горбовых островов. Во всех проливах стоял старый, нетронутый лед. Нагурский пролетел к мысу Литке, обогнул его и направил свою машину обратно. Самолет берет курс на остров Панкратьева, где было назначено рандеву с судном снабжения «Андромеда», но погода испортилась, туман закрыл остров и Нугурский ложится на обратный курс, минует Горбовы острова, но места для посадки не видит и летит дальше на юг. Сесть удалось в 8 часов 50 минут вечера у входа в губу Машигина на мысу Борисова, где нашлась полоска чистой воды. Посадка прошла успешно и самолет начал подруливать к берегу. Неожиданно сильный толчок — и машину резко кидает влево.
«— Кузнецов! — кричит Нагурский.
Но механик уже выскочил из кабины. Оба смотрят на левый поплавок. Механик ощупывает рукой скрытое водой днище.
— Пробоина, ваше бродие…
— Большая?!
— Вроде не очень.»
К счастью, место было неглубокое. Кузнецов уже в воде, она ему едва выше колен. Следом вылезает Нагурский. Осторожно ощупывая дно, они подтягивают аэроплан к берегу и крепят канатами за острый выступ скалы. Полет занял четыре часа двадцать минут, пройдено почти четыреста пятьдесят километров. Выбравшись на берег Нагурский и Кузнецов развели костер. Кузнецов повесил чайник, набитый снегом, открыл консервы. Молча перекусили и заснули тут же, у костра. Проснувшись, они с трудом вытащили самолет на большой камень и начали чинить поплавок. Резиновую заплату закрепили куском белой жести от консервной банки.
Время шло, но “Андромеды” все еще не было. На выступе прибрежной скалы появился белый медведь и с интересом рассматривал невиданных пришельцев. Нагурский схватил лежавшую рядом винтовку, благоразумно прихваченную из самолета, стал на колено, прицелился… Раненый зверь рванулся вперед. Еще выстрелы, и медведь упал в море.
Нагурский на палубе «Андромеды» у шкуры убитого им белого медведя.