Ракетные крейсера проекта 1134

"Владивосток".

"Адмирал Зозуля".

"Севастополь".

"Владивосток"

"Адмирал Зозуля" тянет кого-то за ноздрю.
1977г
Кажется, МРК с б/н 970 (тогда это Гроза), либо 976(Гром), или 978
Фото с борта Tattnall (DDG-19)

Давно лежит фото ...
Кто на нем нет данных, только то, что корабль в б. Абрек ...
Владивосток или Севастополь? На корме видно имя корабля, но прочитать его ...
Не может быть отзеркалено?
Нашел с подписью это фото - Владсивосток, 1971 ...

"Адмирал Зозуля".

Экипажу ркр «Владивосток» посвящается

Решающее обстоятельство

Балашов хорошо запомнил его – яркая желтая рубашка и дымчатые очки, закрывавшие, казалось, все лицо – длинное, сморщенное, со срезанным подбородком.
Это было во время стоянки в иностранном порту, когда экипаж «Владивостока», верный традициям морского гостеприимства, встречал у себя на борту всех желающих посмотреть советский корабль. К Балашову подошел один из местных журналистов. «Капитан, – произнес он по-английски, – можно задать вам вопрос?» «Конечно», – улыбнулся Балашов. Командир ракетного крейсера капитан II ранга Юрий Александрович Балашов привык к тому, что в «день открытых дверей» ему задают самые разные вопросы.
– Скажите, капитан, вот этими штуками, – репортер кивнул на зачехленные ракетные установки, – у вас управляют исключительно коммунисты?
Балашов посмотрел на журналиста.
– Этими «штуками», как и всем остальным, у нас управляют члены экипажа, среди которых есть и коммунисты и комсомольцы.
– Неужели можно доверить такое мощное оружие беспартийным?
– Каждый советский моряк – независимо от того, член партии он или нет, – патриот своей Родины, именно поэтому, а не почему-либо еще Родина доверяет ему любое оружие...
– Простите, капитан, но ведь патриот – это по-русски почти что коммунист. Во всяком случае, он думает и ведет себя как коммунист. Не так ли? – не унимался репортер.
– Да, так.
– Ну вот, значит, я все-таки оказался прав, ракетами у вас управляют коммунисты...
Об этом разговоре Балашов расскажет нам после заседания парткома, на котором примут кандидатом в члены КПСС одного из матросов. Может быть, это импровизированное интервью, данное когда-то на экваторе, вспомнилось Балашову потому, что тот самый матрос по службе имел отношение к управлению корабельной артиллерией, может быть, еще почему-либо. У командира могло быть немало для этого оснований – в тот день в очередном испытании боеготовности корабля весь экипаж без исключения показал мужество и высокую выучку, тем самым подтвердив слова Балашова о том, что на корабле нет человека, которому страна не могла бы доверить любое оружие.
Концентрация событий в этом рассказе не преувеличена, она точно воспроизводит реальную обстановку, в которой может оказаться корабль, выполняющий учебно-боевую задачу.
Этот день начался рано. В час ночи синоптики передали на корабли, стоящие в бухте, предупреждение об урагане. Помощник командира корабля старший лейтенант Николай Комаров сразу же поднял по тревоге швартовую команду и позвонил Балашову.

Вот так все и началось. Нам достался только краешек урагана, всей мощью ударившего километрах в тридцати севернее. Но и этого краешка хватило с лихвой. Четыре часа мы, отгороженные от него стальными стенами корабельной брони, ощущали неистовость бушевавшего ветра. «Владивосток», стоявший у стенки, кренился так, будто он находился в открытом море; волны захлестывали бак и ют, взметывая ледяные фонтаны до ходового мостика. Вот когда мы поняли всю справедливость изречения, будто зимой в этих широтах на один мешок снега приходится сто мешков ветра. Для нас осталось загадкой, как люди удерживались на ногах на обледеневшей палубе в этой бешеной круговерти ветра и воды. А они не просто держались, но и делали свое дело – подтягивали якоря и крепили швартовы, чтобы корабль не сорвало с цепей.
Через четыре часа ураган наконец убрался прочь так же внезапно, как и налетел. Балашов распорядился, чтобы всем, кто работал на палубе, выдали горячего «вахтенного» (крепкого, витаминизированного) чая, и пошел к себе. Мы перехватили его по пути – мокрого с головы до ног, с усталыми глазами.
Он был, как обычно, краток.
– Утром нам дают выход. Против нас «воюют» истребители и подводная лодка «противника». Мы должны будем принять с ними бой. Так что отдыхайте, день будет не из легких. Да, и еще: не рекомендую выходить на палубу до подъема флага, там сейчас можно проводить соревнования по фигурному катанию.
...Лед покрывал лаковой коркой все – от гюйса до кормового трапа, и не только палубу, но и комингсы и леера, фальшборт и шкафут. Поэтому, как только рассвело, половина экипажа, вооружившись скребками, начала скалывать и счищать лед – этот подлинный бич зимних плаваний и стоянок. Но к подъему флага и эта, казавшаяся необъятной, работа была закончена, и корабль встретил день, как ему и положено, отдраенным До безукоризненной чистоты.
Зима есть зима. Впрочем, летом свои проблемы. Наблюдая за утренним туалетом корабля, я вспомнил рассказ одного из офицеров о том, как в тропиках им доставалось от солнца. Там стояла такая жара, что до корабельного металла невозможно было дотронуться рукой, а вода, которой окатывали палубу, испарялась, казалось, почти мгновенно, оставляя после себя беловатый напет соли. Эту соль приходилось потом смывать швабрами, смоченными дефицитной пресной водой. Так что неизвестно еще, что лучше – зима или лето. ...Ровно в 10.30 «Владивосток» лег курсом на северо-восток, подставляя нос легкому бризу. После того, как корабль вышел из бухты, береговая служба оповещения предупредила нас о возможной атаке с воздуха. По команде «Боевая готовность-2» экипаж занял свои места. С этого мгновения каждая минута протоколировалась десятками беспристрастных приборов, глухих к человеческим эмоциям, но предельно чувствительных к поступкам. Приборам не дано было зафиксировать, чего стоит тому же оператору не выпустить цель из перекрестия шкал, когда экран засвечен помехами, зато он точно запишет, когда сошла со стартового устройства ракета и как она настигла цель.
Сегодня «Владивостоку» предстояло сдавать очередной экзамен на боевую зрелость. И так же, как каждому коллективному экзамену, этому предшествовала огромная работа сотен людей, слитых в одно целое, именуемое экипажем. А экипаж – это не просто коллектив, пусть даже спаянный военной дисциплиной, это единый организм, и все в нем, как и в природе, должно быть идеально подогнано друг к другу.
Сегодняшний день покажет, насколько хорошо подготовлен корабль к дальнему походу, достоин ли он и впредь носить звание отличного.
Было и еще одно обстоятельство, о котором помнил каждый член экипажа: скоро на «Владивосток», подшефный комсомольский корабль, придет молодое пополнение – посланцы Владивостокской городской комсомольской организации. И экипаж хотел (и даже не просто хотел – считал своим долгом) встретить пополнение рапортом об отлично сданных боевых зачетах. Никто из офицеров и матросов корабля не сомневался в том, что экипаж отработает сегодня с профессиональной добросовестностью – месяцы упорных ежедневных тренировок чего-нибудь да стоят, – но в душе каждый страстно желал, чтобы они не просто уложились в нормативы, но и перекрыли бы их. Они шли к этому, упорно отрабатывая одну за другой учебные боевые задачи, добиваясь полного и четкого взаимодействия всех подразделений и служб корабля, безукоризненного знания каждым членом экипажа не только его персональных обязанностей, но и военной специальности товарища. На корабле это необходимо больше, чем где бы то ни было. Ведя боевые действия в океане, за сотни, тысячи километров от своих баз, он может не скоро получить замену выбывшим из строя матросам, а эта замена бывает нужна сейчас же, немедленно. Вот почему каждый член экипажа обязан знать и уметь вдвое, втрое больше, чем требует от него основное корабельное расписание. Потому так скупо последние месяцы Балашов подписывал подчиненным увольнения на берег, потому так часто срывала людей с мест учебная боевая тревога.
Сразу после получения с берега оповещения о том, что четыре самолета «противника» идут курсом на корабль, Балашов приказал задействовать дополнительные радиолокационные средства: истребители могли обойти район и появиться совершенно с противоположной их теперешнему курсу стороны. Наглухо задраенный корабль приготовился к отражению атаки с воздуха. Заняли свои места и операторы центральных постов управления ракетно-зенитными комплексами. Это они должны были определить характер цели, рассчитать ее скорость, курс и, «взяв» в приборы, уничтожить. Но это произойдет потом, когда истребители войдут в зону поражения. Пока же на главном командном посту было относительно спокойно: корабль шел на «среднем», вздыбливая мощными винтами белый веер воды за кормой, навстречу предстоящим ему испытаниям.
Балашов, не отрывая взгляда от карты, предложил нам прогуляться в машинное, ибо «потом будет не до этого». К тому времени мы уже обходились на корабле без провожатого, что считали для себя пусть скромным, но все же достижением. На «Владивостоке» десятки отсеков и помещений образуют бесконечный и многоэтажный лабиринт, в котором первое время мы не могли без подсказки отыскать дорогу даже в собственную каюту. Теперь мы ориентировались почти свободно: надо только пройти два отсека, а потом спуститься по нескольким трапам вниз – и мы в машинном.
В лицо ударила тугая волна горячего воздуха, выдыхаемого работавшими двигателями. Уши заложило от пронзительного рева машин. Здесь, казалось, можно было кричать и не слышать собственного голоса. Один из матросов, стоявших у пульта управления машинами, кивнул, а потом знаком показал, что глухота сейчас пройдет. Я узнал его – Володя Щетинин, один из корабельных кочегаров. Мы познакомились на заседании бюро ВЛКСМ электромеханической боевой части. Щетинин и его товарищ Саша Бармин докладывали бюро о готовности к работе и результатах планово-предупредительного ремонта техники. Щетинин был краток и деловит: оборудование, за которое он отвечает, в полном порядке, так что пусть товарищи не беспокоятся.

О нем, Володе Щетинине, как об одном из лучших специалистов подразделения, много рассказывал мне и командир его боевой части капитан-лейтенант Николай Николаевич Берилло.
Как-то во время дальнего перехода выбило клапан у одной из машин. Ремонт требовался не очень большой, но работать предстояло в двухсотградусной жаре. Берилло спросил, кто хочет добровольно. Щетинин вызвался первым, за ним – Бармин. Их и взял с собой тогда капитан-лейтенант. И не пожалел: работали Володя и Александр быстро, точно, упрямо. Оторвались от машины, только сделав все, до последней гайки. Когда вылезли наверх и отдышались, Берилло, человек на похвалы не очень щедрый, сказал Щетинину, что не знает, какой тот плотник, но механиком он будет первоклассным, если, конечно, захочет.
Но тогда-то Володя уже и сам понимал, что без машины для него дальше жизни нет. Хотя и гордился своей доармейской специальностью плотника, строил он в самой Москве, и, кажется, строил неплохо. Но, как часто бывает с людьми, особенно в молодости, нашел себя Щетинин по-настоящему, только попав служить во флот и оказавшись среди жаркого грохота корабельных двигателей, почувствовав их силу и послушание одновременно.
Я смотрел на него, царившего среди своих машин, коренастого, стриженного под ежик, мускулистого, и думал, что, наверное, такие вот, как он, не умеют ничего делать вполсилы и вполжелания. И потому так ладно получается у них все, за что бы они ни взялись, будь то работа плотника, или кочегара военного корабля, или любая другая.
Нас резко качнуло вправо, а потом мы почувствовали, как сменился ритм вибрации оборудования, когда после поворота корабль рванулся вперед на полном ходу. Это значило, что там, наверху, изменилась обстановка и крейсер выполняет какой-то маневр. И нам надо идти в центральный пост управления зенитно-ракетным комплексом, где решался исход поединка корабля и истребителей.
...Мы начали разбираться что к чему только после того, как глаза привыкли к полумраку: чтобы не рассеивалось внимание операторов, светились лишь приборы. Справа за крайним блоком работал Шолохов, слева от него Гаркуша – оба Володи, опытные операторы, на счету которых по нескольку отличных боевых пусков, к тому же они друзья – водой не разольешь. У них все общее, начиная с работы и кончая посылками из дома. И, несмотря на некоторые разногласия, общее мироощущение. Как-то я был свидетелем их разговора.
Шолохов, уговаривая товарища поехать после службы в Тюмень, рассказывал о Сургуте, где работал радиомехаником, обеспечивая связью буровиков. Гаркуша кивал головой и поддакивал, слушая про свирепые метели и таежные поселки, про нефтяные фонтаны и северную романтику. А потом сказал, что Тюмень – это, конечно, здорово, но на его заводе в Таганроге тоже не менее интересно, и техника такая, что дух захватывает, и уезжать оттуда он пока не собирается. Шолохов не обиделся, пропел, что «не всем дано понять страну Тюмению», и заметил что-то насчет завода в Таганроге, который, конечно, без Гаркуши далеко не уедет.

Щетинин проверил настройку приборов – все было нормально, скосил взгляд налево. Там застыли у индикаторов его товарищи, с которыми накрепко связали его полтора года службы. Из десятка команд они вылавливали натренированным слухом лишь те, что касались их непосредственно. Шолохов. вдруг почувствовал, как его захлестывает волнение, почти незнакомое ему прежде, даже на практических пусках. Это происходило совсем не потому, что за спиной у него стоял проверяющий, в себе он не сомневался. Когда ему «выложат» цель, он не промахнется. Но сегодня он первый раз отвечал не только за свою работу, он отвечал за своих товарищей как групкомсорг, как человек, наделенный правом и обязанностью отвечать за других.
Это была физически и зрительно почти неосязаемая схватка, которую, как и большинство ей подобных, вершат электронная техника и установки, управляемые волей и профессиональным интеллектом человека. Такова особенность современного боя, в котором оружие сталкивается с оружием далеко от пославших его людей.
Самолеты, атакуя корабль, могли применить множество неожиданных маневров и комбинаций, инициатива боя была у них. Но при любом варианте корабль должен был их «увидеть» прежде, чем они будут в состоянии применить оружие. Это был первый необходимый фактор успешного отражения атаки с воздуха.
Два истребителя появились на экранах индикаторов точно по курсу корабля. Они не пошли на сближение, а начали описывать полукруг. На экранах замелькали белые шлейфы помех. Операторам пришлось работать в условиях радиопротиводействия. Но не это тревожило командование корабля, в конце концов операторы ракетно-зенитного комплекса могли перейти на другой диапазон или вести «цель» по острию шлейфа, оставалось загадкой – где вторая пара истребителей? Поэтому Балашов попросил передать на центральный пост, чтобы там усилили наблюдение: атакующая пара самолетов могла появиться внезапно на малой высоте.
В принципе это был не новый прием; так называемая демонстрационная пара или звено самолетов маневрировали в поле радиовидимости корабля, отвлекая на себя внимание противовоздушной обороны, а тем временем два самолета заходили на предельно малой высоте совершенно с другой стороны и наносили бомбовый или торпедный удар.
Вторая пара истребителей «противника» появилась на горизонте, словно вынырнув из морской пучины. Самолеты шли с востока, как и предполагал Балашов, на предельно малой высоте под прикрытием радиопомех, курсом на правый борт крейсера. Команде центрального поста управления ракетно-зенитным комплексом оставались считанные мгновения на то, чтобы произвести десятки операций, заложенных в общее понятие «бой». Каждая потерянная операторами секунда, каждый «провал» в радиовидимости цели работали на «противника», увеличивая его шанс нанести удар первому.
Отделение и в этот раз перекрыло нормативы. Первым доложил Владимир Гаркуша. Две мерцающие белые точки – импульсы сошедших со стартовых устройств ракет, рванулись навстречу целям, пересекая матовые квадраты экранов.
Самолеты были «уничтожены» до того, как они вышли на рубеж торпедной атаки.
Разжав кисти рук, Владимир Шолохов провел ладонями по коленям – на брюках остались влажные следы. Он повернул голову налево и увидел улыбающееся лицо Гаркуши, который что-то говорил ему. Шолохов не слышал и не понимал, что говорит ему товарищ, его сознание еще просто не переключилось на нечто, не имеющее отношения к его работе.

Но встреча с самолетами «противника» была лишь прелюдией к той схватке, которую еще предстояло выдержать экипажу корабля на своем пути.
По сообщению воздушной разведки, где-то на подходе к району крейсер ждала притаившаяся на глубине подводная лодка. Иди «Владивосток» к цели кратчайшим курсом, он был бы атакован лодкой раньше, чем обнаружит ее. Но зная, что теперь она где-то неподалеку, командование корабля приняло необходимые меры предосторожности, «Владивосток», имея запас времени, шел на «малом», а порой стопорил ход, чтобы шум собственных винтов не мешал акустикам слушать море. Полчаса назад Балашов приказал изменить курс и войти в район, имея на румбе «вест». «Услышав» нас, лодка должна была пойти кораблю наперерез, а значит, обнаружить себя.
У приборов гидроакустического поста работали старшина команды мичман Анатолий Сангоджиев и командир отделения старший матрос Николай Еремин. Медленно поворачивая вибратор, Сангоджиев прислушивался к множеству звуков, стараясь уловить тот единственный, напоминающий лязг идущего поезда, который выдает местонахождение подводной лодки. Он слышал косяки рыб, отзывавшиеся в наушниках легким шелестом кипящих на ветру листьев, бормотание глубинного прибоя, какое-то хлопанье, напоминающее звуки откупориваемых бутылок. Но лодки в его секторах акустического обзора не было, за это он мог поручиться. Сангоджиев закончил военно-морскую школу техников и обладал редкостным слухом даже по сравнению со своими товарищами по школе.
Вот уже полчаса – тридцать долгих, изматывающих минут – я сидел рядом с ним, переводя взгляд с его, казалось, окаменевшего лица на экран индикатора, боясь пропустить момент обнаружения цели, наверное, не меньше, чем сам Сангоджиев.
Он уже хотел передать пост второй смене, когда наконец в наушниках появился тот самый, характерный перестук винтов. Подводная лодка. Но ее мало было засечь, надо определить пеленг, дистанцию до цели и ее скорость. На все – считанные секунды. Внезапно тон эха снизился, это значило, что подводная лодка меняет направление. Сангоджиев «держался» за цель мертвой хваткой и одновременно докладывал данные на главный командный пост.
Потом была пауза, заполненная едва слышным рокотом ее двигателей. И наконец подводная лодка исчезла из поля «зрения» акустиков. Это не значило, что она ушла совсем и можно было прекращать поиск. Лодка просто скрылась на глубине, под слоем «скачка» – границы между толщами воды, как зеркало отражающей все импульсы.
Сколько бы потом ни длилось «молчание» лодки, ни Сангоджиев, ни его напарник ни на секунду не отрывались от наушников. И они услышали ее, и, не контролируя свой голос, Сангоджиев закричал в микрофон почти радостно: «Пеленг до цели... дистанция...» Балашов, находившийся на главном командном посту и слышавший этот голос, невольно улыбнулся, подумав, как хорошо в двадцать лет уметь так отчаянно радоваться своим победам.

Две торпеды с интервалом в несколько секунд сошли с борта крейсера и рванулись к подводной лодке.

Путь в район был свободен.

...Несмотря на то, что за день все изрядно вымотались, заседание парткома решили не откладывать. Вечером члены партийного комитета корабля собрались в кают-компании. Первым вопросом повестки дня был прием кандидатом в члены КПСС старшины 1-й статьи Анатолия Каткова. Вопросов к нему было немного. Каткова знали как прекрасного специалиста своего дела, старшину отличной команды электриков-артиллеристов, комсорга одной из боевых частей.

Он стоял перед членами партийного комитета прямой и натянутый как струна. Его можно было понять – ничто, пережитое им прежде, не было столь значительно для него, как эти минуты. Отныне военная служба становилась для Каткова и партийным делом, как и вся дальнейшая жизнь его.

А потом за вечерним чаем Балашов вспомнил и рассказал нам о том интервью, с которого мы начали этот репортаж.

«Смена», апрель 1978г

"Вице-Адмирал Дрозд".

Советские дети на фоне РК "Владивосток".

Владивосток от Шарова.
ТОФ, 1971-74 ...

Подписано как Адм. Зозуля, датируется 1968 годом. Фото прислал Василий Еременко.

"Севастополь".

"Севастополь".

"В.а. Дрозд".

Фото от моряка с МПК-85, Балтийский ОВР ...
Борт. 190 ...
Служба 1982-85 ...

"Севастополь".

Адмирал Зозуля.
День ВМФ 1978 ...

"Севастополь" № 026.