Copyright RG.ru
Как нас продавали
Слышащий да услышит. Пишущий да напишет
Очерк Марии МАЛЮКОВОЙ "От сумы - до тюрьмы", опубликованный в "Российской газете" 25 марта с.г., вызвал активный читательский отклик. А на днях мы получили от нее из Ставропольского края новое письмо. В одном конверте оказались очерк "Как нас продавали" и текст необычного и пронзительного письма.
Мы решили напечатать оба материала вместе.
Основной поток покупателей схлынул. Наступил небольшой перерыв. Все, что мною написано, писалось вот в такие минуты короткой передышки да по ночам. Другого времени не было, работаю без выходных по двенадцать часов в сутки.
Присела, перевела дух, начала строчить. Вошел военный со своей женой. Попросил пива. Налила. Они весело переговаривались, смеялись. Я их знала. Эта пара для меня была полной загадкой. У них, на мой взгляд, кошмарная жизнь: он долго служил в Афганистане, оттуда его перебросили в Чечню. Один из их пацанов серьезно болен - нахлебались с ним горя. В последние две войны Андрея (так звали этого мужика) как классного специалиста, знатока местных условий и нравов несколько раз посылали в Чечню. О том, сколько им пришлось пережить, можно только догадываться. Он - полжизни на войнах, она - одна с малыми детьми, с замирающим каждую минуту сердцем.
После вывода войск из Чечни остались без жилья, без денег (даже то, что успели заработать, сожрала инфляция). Купили участок земли на окраине села, построили крошечный домик. Жили в нем несколько лет без газа, света и воды. Месили грязь по бездорожью, на тачке возили во флягах воду, топили дровами. Родина здорово позаботилась о героях Афганистана и Чечни.
При всем при этом (клянусь вам) я не встречала пары веселее. Самым развитым чувством у этих сумасшедших было чувство юмора. Шутки, прибаутки, анекдоты сыпались из них как из ведра. Если собрать все выраженьица Андрея в книгу, то "Афоризмы Козьмы Пруткова" померкнут.
Мужественные люди, гордые! Несгибаемые. Им бы плакать, а они смеются.
Говорят, существует болевой порог. Если его однажды переступаешь, потом боли уже не чувствуешь.
Мне кажется, бывает и порог страха. Переступив его, каждую минуту жизни воспринимаешь как праздник.
Глядя на этих людей, я испытывала уважение. Сама человек не слабый, преклонялась перед их силой духа.
- Что это ты пишешь? - спросил меня Андрей.
- Книгу.
- Что-о-о? - удивился он.
- Книгу, - повторила я.
- Ну ты даешь! И о чем, если не секрет?
- О Чечне.
- Ни хрена себе! Ты - и Чечня?! А что ты можешь о ней знать?
Я поняла, что он имел в виду: живу в достатке, имею лавку, сыта, здорова, а пишу о таком кошмаре. Он бы понял, если бы сочиняла о розовых сопельках: о луне, о цветах, о любви. Я и Чечня - это нонсенс.
Он смотрел на меня снисходительно: человек, который повидал столько горя, что на десять жизней хватило бы.
Я не обиделась. Ему я могу простить многое. Он вправе на меня вот так глядеть. Моя жизнь по сравнению с его - отдых на Карибских островах.
- Что знаю, то и пишу, - сказала я.
- И получается?
- Да вроде. Центральные газеты сочли нужным опубликовать мои каракули.
- Какие?
- "Российская газета", "Литературка"...
Эти газеты, судя по всему, он уважал. Посмотрел на меня с любопытством:
- Покажи.
Пробежал глазами заголовки. "От тюрьмы - до сумы", прочел отрывки.
- И это твое?
Я промолчала.
- А как ты можешь писать о войне, если никогда на ней не была?
- Я умею слушать. Толстой не воевал с французами, тем не менее "Войну и мир" создал. Ян - наш современник, а какого "Чингисхана" сотворил! Я двадцать один год прожила в Чечне. Кое-что знаю. Марина Влади пишет о чеченской войне. Ей что - из Парижа виднее? Одни воюют, другие пишут.
- Логично.
- Можешь стать героем моей книги. Тебе есть что сказать. А я напишу.
- Ты это серьезно?
- Серьезнее не бывает.
Он задумался.
- А если я тебе открою такое, о чем нельзя писать? Напишешь?
- Если только тебе это не навредит. За каждое слово могут спросить. Ты готов ответить?
Его жена забеспокоилась, начала отговаривать, попыталась увести из магазина.
- Погодь! Не лезь! Я обязан это сделать. Если она может - пусть напишет. Зло должно быть наказано. Подставили не одного меня. Сколько нас таких было продано. Пусть подлецы задумаются.
Я молчала. Они должны решить сами. Сочтут нужным - поделятся, нет - неволить не собираюсь.
- Рассказать тебе, как нас продавали? - спросил он.
У меня выступила гусиная кожа. Подумала: "Не ослышалась ли?"
- То есть как продавали?
- Так! Буквально! С БМП, кумом Ромкой и оружием!
- Ты ничего не путаешь? Может, выпил с утра?
- Я трезв и не путаю. Меня продали в рабство вместе с боевой машиной пехоты, кумом и оружием!
- Андрюша! - взмолилась жена.
- Цыц, я сказал! Сколько можно это носить в себе? Пусть напишет. Думаешь, сейчас такое не творится? Пусть люди знают!
- Андрюха, погоди. Прежде чем мне что-то рассказывать, подумай хорошенько. Предупреждаю тебя как американский коп: "Все, что будет вами сказано, может быть использовано против вас". Ты не пожалеешь о сказанном?
- Нет! Слушай.
Вот его рассказ.
До 92-го года я служил в Грозном, в военном городке, который дислоцировался рядом со следственным изолятором. Это была учебка. В ней готовили водителей БМП. Обстановка в республике в то время была накалена до предела. У власти - генерал Дудаев. Формально - "дружба народов", фактически - геноцид русских. Пребывание наших войск с трудом сдерживало стихию под названием "дудаевщина". Чеченцам позарез нужно было оружие. Дудаев и его окружение заигрывали с Москвой: вели переговоры о выводе армии с территории республики, взамен обещали верность России. Обнимались с высшими чинами, жали им руки, приглашали в гости, закатывали банкеты в их честь.
Когда им что-то нужно, в средствах не выбирают: лесть, задаривание, шантаж, обещания - любой ценой добиваются цели.
Слухи о выводе войск из Чечни уже не были секретом. Армия знала, что скоро уйдет. Спешно готовилась к переброске. Пользуясь неразберихой, суматохой, некоторые нечистые на руку военачальники распродавали все, что можно было продать.
Командир нашей части не был исключением. Алчность его не знала предела. Поначалу стеснялся, скрывая свои шашни. Но со временем, видя, что наказывать его некому, не до того, начал действовать нагло и беззастенчиво. Воинская часть превратилась в барахолку. Торг шел круглосуточно. По территории свободно шастали сомнительные личности. Их можно было видеть где угодно: в автопарке, на складе с боеприпасами, в арсенале с оружием. Ночами грузили в машины и увозили из гарнизона все, что можно было увезти.
Обнаружив недостачу, служащие обращались к начальнику. У того на все был один ответ:
- Украли проклятые чеченцы.
Все знали, кто украл, кому продал. Возмущаться было не просто бесполезно - очень опасно. Те, кто пытался это сделать, бесследно исчезали. Не без помощи командира части.
Начали выезжать в Россию семьи военнослужащих, отправлять домашний скарб. Имущество командира мы возили несколько дней. Не был привлечено ни одной машины из воинской части. На погрузке не был задействован ни один солдат или офицер нашего гарнизона. Грузили и вывозили чеченцы. Почему? Можно только догадываться.
Под конец он окончательно озверел. В один из дней дали команду: построить двенадцать БМП в колонну и гнать, куда прикажут. Приказ есть приказ. Построили. Погнали. Возле памятника, его в народе называли "Гикало и два шакала", колонну остановили. Экипажи получили указание (от наших командиров) пересесть в автобусы. Пересели. Автобусы привезли людей обратно в часть. Всем приказали разойтись по казармам и общежитиям. Больше эти БМП никто никогда не видел. Разговоры о них пресекались.
Часто пропадали специалисты. Начальство объясняло это так: "Дезертировали в армию Дудаева". Мы знали этих людей. Они никогда бы не смогли так поступить.
Дошла очередь и до меня. Я был инструктором по вождению машин. Однажды ночью, часа в два, меня подняли по тревоге. Примчался в штаб. Заместитель командира подполковник Петросян приказал нам с напарником сесть в новую БМП и ехать в пятнадцатый военный городок в распоряжение тамошнего начальника части. Мы должны были доехать до трассы, дождаться автобуса, который отвезет нас к месту назначения. БМП отогнали бы солдаты из их гарнизона.
Выезжаем на трассу. Ждем. Автобуса нет и нет. Я и говорю напарнику:
- Слушай, холод, туман. Может, автобуса и не будет. Мы тут околеем, его дожидаючись. Город знаем, дорогу изучили наизусть, давай рванем своим ходом? Через полчаса будем там. Если ничего серьезного - сразу же и вернемся. Еще и баб своих порадовать до утра успеем по разочку.
Роман согласился. Минут через сорок были в пункте назначения. В этой части находился самый большой склад с оружием и боеприпасами. Периметр части охраняли почему-то дудаевцы.
В распоряжение части нас запустили без вопросов. Спросили начальника, отвечают: его нет. Мы очень удивились. Зачем тогда вызывал? Решили подождать. Появился он лишь утром. На доклад - мол, прибыли по вашему приказанию, - вытаращил глаза и ответил, что никого не вызывал. До нас начало доходить. Но еще не верили. Спросили разрешения отбыть в свою часть.
Он разрешил.
Заводим БМП, подъезжаем к КПП. Дорогу перегородил дудаевец с автоматом. Ворота не открывает, выехать не разрешает. Ну мы ему по-мужицки: так, мол, и так, твою мать, у нас приказ ехать в свою часть.
Он нам: а у меня приказ никуда вас не выпускать.
Мы направили машину к воротам, он дал очередь из автомата. Тут уж мы окончательно все поняли. Напарник берет орудие и наводит на этого гада. Видя, что мы настроены решительно, "чех" прыгнул за бетонный блок и начал стрелять оттуда. Я рванул рычаги, машина встала на дыбы. На полной скорости сношу ворота, одна половинка висит на морде БМП, и в таком вот виде вылетаю на трассу. Встречные легковушки - врассыпную.
Еду, ни хрена не вижу. Наконец удалось сбросить воротину. Прем дальше. Этот полет некоторым "чехам", на свою беду попавшимся нам на пути, запомнился навсегда.
Врываемся на территорию своей части. На полном ходу я едва не въехал на плац. В то время там почти весь полк, за исключением дежурных.Пока я выбирался из машины, напарник уже матерился что есть мочи. Подполковник, который нас отправлял ночью, был растерян. Вылупился как на покойников, вернувшихся с того света. Остальные стояли с обалдевшими рожами, ничего не понимая. Придя в себя,
Петросян приказал всем разойтись, а нам остаться. Тут уж заорал я:
- Как это разойтись? Давайте разберемся, что происходит. Пусть все будут свидетелями.
- А что происходит? - сухо спросил он.
- Зачем нас послали в пятнадцатый городок? Никто никого оттуда не вызывал. А дудаевцы знали о нашем прибытии и пытались захватить.
И тогда эта мразь, нагло глядя мне в глаза, четко выговаривая каждое слово, произнес.
- Я вас туда не посылал. Вы самовольно покинули часть, прихватив машину, оружие, боеприпасы.
Ничего себе заявленьице! Наступила такая жуткая тишина, что слышно было, как булькает в животе у одного из солдат.
Молча смотрели в упор друг на друга. Мы вопросительно. Он насмешливо. Даже искры раскаяния не промелькнуло в его наглых бельмах. В Афганистане я взглядом ставил душманов на колени. Этот не встанет и даже не смутится.
Все прекрасно понимали, что без разрешения начальства нас ни за что бы не выпустили из расположения части.
На воротах, подпирая их бронею, стояла БМП. Ее не столкнешь и не объедешь. Понимали и то, что доказать мы ничего не сможем. Приказ был устным, свидетелей не было, дежурный на КПП будет молчать. Если этот гад захочет, он такое дело раскрутит...
Поняли это и мы. Как и то, что он просто нас продал "чехам" вместе с машинами. Дудаевцам нужна была техника, специалисты. Не вернись мы сегодня домой, он объявил бы нас дезертирами, сбежавшими к Дудаеву, похитившими машину и оружие. Вот это выполнили приказ, называется. Вот это влипли...
Спасло нас то, что в этот день умер командир части. Неожиданно. Скоропостижно. То ли "помогли" ему уйти в мир иной те, кто покупал у него оружие. То ли те, кто его прикрывал и с кем он делился. А может, просто не выдержало сердце. Все равно ведь дрожал. Воровал и трясся, боялся разоблачения.
Похороны. Поминки. Спешная передача остатков имущества. Всем было не до нас. Выяснять причины недостачи было не у кого и некому. Умер - и концы в воду. На его похоронах не было ни жены, ни детей. Скоренько его закопали, а через пару дней полк расформировали и разбросали по всей стране. Подполковника Петросяна я больше не встречал. Если же судьба сведет - пусть он не поворачивается ко мне спиной.
Когда Андрей закончил, я не могла вымолвить ни слова. Меня оглушило. Контузило. В мозгу взорвалась разрывная пуля.
- Андрюш, ты не преувеличиваешь? Как рыбак. Они любят приврать.
Сказала и поняла, что жестоко оскорбила человека почем зря.
Оправдываться он не собирался, доказывать тоже. Повернулся, собравшись уходить.
- Ну подожди! Извини ради Бога! Не хотела тебя обидеть: но, согласись, поверить в такое трудно.
Схватила его за руку, пыталась удержать. Нельзя было отпускать вот так.
- Вот такие вы хреновы писатели. У вас все должно быть гладенько и красиво. А война - дело грязное. Подлое. Страшное.
- Хорошо. Не обижайся. Объясни мне, дуре, почему ты не пошел в спецслужбы, в ФСБ? Не рассказал об этом подонке?
- Ты наивная, как кукла Барби. Пока бы шло следствие да разборки, меня бы хлопнули в затылок как собаку и списали все на чеченцев. Вряд ли Петросян был один. Такие вещи в одиночку не делаются. У него была "крыша". Моя правда никому не нужна.
- Да, дела! Слушай, но двенадцать БМП - это же не шутка.
- А продать двух офицеров вместе с машиной?
- Извини.
- Да ладно. Сам понимаю, что звучит неправдоподобно. Но это факт.
И они ушли. На душе у меня стало тошно, как будто кот нагадил.
Бедная его жена. Он рассказал мне лишь маленький эпизод из своей жизни - и мне так худо. А сколько же знает она? Как отпускает его туда после такого? Во что превратилось ее сердце за эти годы? В рваные клочья? А его?
Такая злобища меня взяла - не передать! Ведь где-то на свете живет этот негодяй Петросян. Кто он сейчас? Полковник? Генерал? Сколько еще душ продал этот Иуда? И сколько еще продаст?
Будь ты проклят! Много лет прошло с того дня. О твоем злодеянии не забыли. У тебя много врагов на этом свете. И один из них - я. Не знаю, жив ли ты сейчас, но если слышишь меня, знай: сотни матерей, жен, детей проклинают таких, как ты. А проклятия людские доходят до Бога. Он накажет тебя. Твоих детей и внуков. Вспомни всех, кого предал. Бойся их и на том свете.
А Андрюхе завтра опять в Чечню. Бороться со злом.