Наброски у меня уже второй год, но основным фактором, сдерживавшим написание статьи, был психологический барьер: статья на вранье похожа. Я от многих слышал: что-то я про такое не знаю… Не может быть… и т.д. и т.п.
Но это было.
В конце 60-х, начале 70-х годов Д.З. Бимбат принял участие в длительной гидрографической экспедиции по Японскому, Аравийскому и Красному морям, по теме: аппараты-носители средств дистанционной диагностики Мирового океана и атмосферы.
В ходе экспедиции отрабатывались конструкторские решения и применение автономных донных установок по запуску из-под воды аэростатов-зондов. Эти конструкции позволяли поучать оперативные данные о погоде в возможных точках старта межконтинентальных баллистических ракет подводного базирования. Так же испытывались дрейфующие подводные гидростаты, созданные для тех же целей. Это были разнообразные конструкции: сферические аппараты, каркасно-вантовые с компенсатором плавучести, и цельномягкие шитые.
Кроме того, в ходе экспедиции отрабатывались запуски аэростатов-радиоретрансляторов радиосигнала «Баклан» из торпедных аппаратов лодок. Эту тему так же возглавлял Давид Залманович Бимбат.
В ходе экспедиции Д.З. Бимбат познакомился с командиром гидрографической подводной разведки Тихоокеанского Флота (водолазная группа «Батиаль»). Группа действовавала в Индийском океане, — совместной зоне ответственности объединенной эскадры Тихоокеанского и Северного флотов.
Группа «Батиаль» занималась уточнением и составлением карт побережий и мелководий в интересах десантных сил Флота, определением мест высадки боевых пловцов подводными лодками и мест установок оперативных маневренных водолазных баз-убежищ для проведения всякого рода вылазок.
Командир группы «Батиаль» поделился своими планами с Д.З. Бимбатом, и в результате родилось КБ водолаза и воздухоплавателя. Для начала сшили секторный вертикальный трехотсечный гидростат и отдали его на завод для установки системы ВВД (воздуха высокого давления). Баллоны связывали через водолазный пульт коллектором. Получилась быстроразворачиваемая шитая конструкция-колокол.
Шили гидростат из резины для оффсетной печати. Очень прочной синтетической трех-четырехслойной ткани оливкового или черного цвета. Она не боялась соленой воды, была очень прочна на разрыв. Даже шилом ее проколоть было крайне затруднительно.
Гидростат был окружен мягкими тороидами которые наполнялись водой гидронасосами с подводной лодки (ПЛ). То есть колокол был гидропневматическим. Это было нужно для уменьшения плавучести колокола и для повышения его жесткости, поскольку давление наддува доходило до 8 атмосфер. Так же это было необходимо для гидроакустической незаметности и большей устойчивости к качке. На практике внешние тороидальные баллоны часто не заполняли, а использовали для хранения пресной воды, чтобы не захламлять отсеки консервированной питьевой водой в банках.
Гидростат представлял собой 3-этажный колокол, рассчитанный на 6-8 человек. На верхнем этаже была барокамера и аварийное разрывное полотнище для экстренной эвакуации, второй этаж был жилым с откидными надувными койками. Нижний, открытый в воду этаж, был, по совместительству, хранилищем баллонов с газом.
Сперва на переборках ставили надувные люки-«сосиски», боялись, что при сжатии металлические части будут тереть и резать ткань, а надувная крышка-затычка должна была по идее обжиматься вместе с корпусом. Но расход на наддув крышек оказался сверх всякой меры (выходов-входов и перемещений по отсекам были сотни) и их заменили на обычные дюралевые люки вшитые по периметру в оболочку горизонтальной перегородки. Проблем со входом–выходом стало меньше.
Нам была придана лодка 613-го проекта переделанная для перевозки. На горбу у нее была платформа и выносная стрела с блоком. У кормовой оконечности рубки была тяговая лебедка на стрелу. Для установки тюк с баллонами и сложенным гидростатом сбрасывали с палубы подводной лодки, находящейся в подводном положении. Весил гидростат 14-16 тонн и имел, с заправленными баллонами, отрицательную плавучесть. После, с этой же лодки выгружали до 60 тонн контейнеров с балластом в виде железобетонных блоков.
Гидростат крепился к балластным контейнерам такелажными скобами. Стандартная глубина разворачивания была 60-80 метров. С учетом высоты гидростата, составлявшей почти 8 метров, глубина была вполне рабочая.
В Охотском море проводили эксперимент по подледному автономному проживанию в гидростате. Емкости аккумуляторных батарей (АБ) в холодной воде хватало на три дня, но результаты были неплохие. Гидростат висел подо льдом без балласта, прижавшись ко льду снизу.
Кто сказал, что в шторм на 60-80 м не качает, тот на подводной лодке не плавал! Мотает изрядно и с большой амплитудой, но жесткость гидростата позволяла сравнительно сносно переживать недельные зимние шторма Охотского моря.
Через нижний тубус заводились кабели, шланги и осуществлялся вход/выход водолазов. Заводка кабелей — работа очень хлопотная и тяжелая. Иллюминаторов не было. Для связи использовалась всплывающая антенна СДВ, работающая только на прием во времени сеансов связи. Была так же аппаратура экстренной связи, тоже со всплывающей антенной.
В верхнем отсеке был вшит лодочный ВИПС (выстрел имитационных подводных снарядов) через который можно было выпустить что угодно и когда угодно. Но через нижний, открытый в воду тубус это было делать гораздо удобнее, и ВИПС вскоре был демонтирован за ненадобностью, но после спецпроверки опять восстановлен.
Аккумуляторная батарея, размером с лодочную, освещала помещения в режиме жесткой экономии, питала радиоприемник и могла, в крайнем случае, подогреть койки или электрокостюм «Пингвин» — электростельки, жилетка, шорты и шлем.
400-литровые лодочные баллоны высокого давления были вертикально расположены по кругу вдоль борта нижней секции гидростата, как в барабане револьвера. Коллекторы и водолазный пульт позволяли перепускать смеси в автономные аппараты. На внешнюю поверхность гидростата был выведен разъем для пополнения запаса газов с подводной лодки.
Автономность гидростата в принципе зависела только от графика прихода корабля снабжения, но по ресурсу аккумуляторов составляла около 7-и суток.
В экипаж входили: КВГ — командир водолазной группы офицер-легководолаз — до капитана второго ранга. СКВ — старшина команды водолазов — до капитана третьего ранга. ИВГ — инженер водолазной группы — до капитана третьего ранга (двое инженеров сидели за пультом, а остальные ныряли). ИВГ обслуживал наши аппараты и делал «предполетную» проверку, затем водолаз — вторую. Командир ВГ писал в журнале все параметры погружения, водолаз расписывается и вперед.
Внутри гидростата было довольно сыро, холодно, и тесно. Воняло тальком и резиной. Внутренняя обивка была сделана из белой пленки для экономии освещения. Многие приборы и системы были обозначены фосфоресцирующими табличками. И десятки, сотни шкертов (веревочек — А.Я.) пришитых к внутренней поверхности колокола для подвязки и крепежа штатного имущества: все, что могло, было принайтовано к вертикалям. Ходить было особо негде, да и незачем.
Для гигиены стояла сорокалитровая полиэтиленовая фляга спирта. Но ни один литр этой жидкости не коснулся наших тел снаружи. Делали раствор марганцовки на пресной воде, им и обтирались — эффект выше. Но медикам об этом никто и никогда не говорил. Это и была Главная Военная Тайна экипажей гидростатов.
На борт было категорически запрещено проходить с металлическими колющими и режущими предметами. Нам даже крючки-стропорезы выдали, дабы мы ненароком не порезали оболочку.
Первое время, мы действительно боялись проколоть гидростат, но на госприемку Давид Залманович заявился с огромным резцом по дереву и ну по ткани херачить.
Военные чуть заиками не сделались, а ткани хоть бы хны. Но инструкцию по работе в гидростате все же написали очень осторожную. Однако, только спустя 3-5 лет колокола перестали держать давление. Тогда был разработан синтетический гидроизоляционный состав, которым на межпоходовом ремонте пропитывали швы. Помогало.
Жрали флотскую сублимацию и консервы. Все холодное. Позже стали загодя разогревать банки в шлеме «Пингвина» — теплое есть приятнее. Правда, резко упал ресурс аккумуляторов, но в полигоне батареи можно было менять хоть через день. Ели вареную картошку в банках, сыр в банках, варенье в банках, заспиртованный хлеб в полиэтиленовых пакетах, воблу, сгущенное молоко, паштет, тефтели в томатном соусе, сайру бланшированную в масле, кильки в томате, консервированную курицу (она же «братская могила» — открываешь банку, а там кости). Много чего мы переели. По подводницким нормам давали красное вино, перелитое в термосы или полиэтиленовые фляги («Огненный танец», «Медвежья кровь», «Каберне»). Шоколад в 25-грамовых плитках потребляли неограниченно, поскольку от соленого тумана в отсеке он портился в первую очередь. Становился соленым.
Для открывания консервов была специальная фанерная столешница с дырой соответствующей диаметру банки и открывалка для банок с зашкуренными по кругу выступами, дабы не повредить внутреннюю оболочку гидростата. Пустые банки плющились ручным гидравлическим прессом, прикрепленным к баллону ВВД огромным хомутом, и укладывались в ДУК-пакет (ДУК- дренажное удаление корабельных отходов) вместе с огромным камнем, загодя принесенным со дна, и затпливались подальше от входа в колокол. ДУК-пакет разлагался в морской воде через месяц.
От сырости по всему телу начинались гнойнички и фурункулы. Что-то вроде «приморской розочки» на ногах. Лечились вьетнамским порошком-банусином и теймуровой пастой.
Бальзамом «Звездочка», тоже вьетнамским.
Между пальцами ног часто появлялся грибок. Утеплители гидрокостюмов были поролоновые и на них всякая нечисть в сырости, темноте и при высоком кислороде размножалась аж до бактериальных пленок! Боролись комплексно всем перечисленным и бегали купаться на первый этаж гидростата — закалялись. Обтирались марганцовкой и пили спирт на ночь. Но никто не простужался. Поролоновые утеплители стирали в нижнем отсеке мылом для морской воды, но, похоже, грибок это мыло использовал в качестве питательной среды и рос еще сильнее.
Условия были жуткие, но мне было тогда 20 лет, и таких мелочей я не замечал. Срали внизу в ДУК-пакеты поверх консервных банок, и кто срал последним, тот и выносил пакет на погружении. Жопу мыли из колодца-люка. Ссали прямо в нижний люк. Потом давали наддув, чтобы разогнать воду, но только в полигоне. В боевых условиях этого делать было нельзя, чтобы не демаскировать гидростат пузырями.
В общем, неделю на чувстве патриотизма протянуть было можно.
«Вечером», вернее перед сном, включали самую большую лампочку над фанерным столом и устраивали ужин. Пили, ели, горланили песни: «И нет нам почвы тверже под ногами, чем плубы подводных кораблей!», а так же: «В корме шумят винты, идем на все узлы, дороги в океане не легки…» Орали и похабные, матерные песни для поднятия боевого духа (и, видимо, для снижения акустической заметности — А.Я.). Чистили зубы, вентилировались на ночь, добавляли чуть кислорода — продышаться, и ложились спать до будильника, ведь смены дня и ночи было не понять.
Оставался бодрствовать только вахтенный газоанализа и связи. Вахту несли по 4 часа через 8.
Вообще, выяснить день сейчас или ночь можно было только во время погружения, взглянув на поверхность, да и то когда солнце жарило. На 80 метрах иной раз круглые сутки темно.
Все остальное время — только по часам. У меня была Восток-Амфибия. За неделю уходила вперед на 7 минут.
Хорошая была служба, и никаких проверок! Жаль, фотографий служебных нету. Снимать было заперщено. Один мой приятель в 1988 г. за это поехал на «дизель» по приказу 010. Разжаловали за сутки и отправили.
Идея была в том, что бы иметь мобильную базу водолазов в любой точке мирового океана. Гидростаты разворачивали в Беринговом, Охотском, Японском, Желтом морях. У Командоров, у Камрани, у Шри-Ланки, у Йемена. В Персидском заливе. В Красном море на Дахлаке. Нас возили подлодки: 613-й, 641-й и 877-й проекты. Иногда прикомандировывали к 675МКВ, 677Б. Как-то раз даже к 677БДРМ на Камчатке. «Ленок» (940-й проект — А.Я.) иногда подвозил.
Очень ждали проект 1840, аналог Черноморского. Слухи шли, что Комсомольск будет строить такую же, обещали, что это будет наша «частная» лодка, но мы её так и не дождались.
Быт на подводной лодке имел некоторые особенности. Из-за многих неурядиц с постановкой командировочных водолазов на котловое довольствие экипажа корабля мы получали сухой паек на всю командировку +30%. Были межведоственные вопросы т.к наш рацион был чисто водолазным и наши командировочные прод.аттестаты в дальнейшем не компенсировались лодочными прод.складами по их нормам. Поэтому нас лодочные интенданты сильно не любили — компенсация нашей жратвы им «выходила боком», то есть приходилось возмещать из наворованного. Кому ж это понравится! Никогда не забуду, как начпрод экипажа Полякова с К-477, стоявшей в бухте Павловского, проворовавшись, умолял нас взять у него побольше соленой капусты в банках, в обмен на нашу икру, воблу и сгущенку. Мы обменялись и с удовольствием жрали капусту (хоть и газообразующую). Для нас это был деликатес.
А на спирт я выменял у штурмана с экипажа Стрельца (667А тактический номер не помню) часы «Океан», и почувствовал себя очень крутым парнем т.к до этого видел «Океан» только у капитана первого ранга Довженко — флагманского штурмана дивизии который нам делал штурманский инструктаж перед выходом.
Межведомственная свистопляска, была постоянно. Нас то в гидрографию совали, то в разведку. Задачи-то были на стыке. Как –то вообще прикомандировали к ОФИ (отдел фондового имущества) хотели учетом утонувшего заняться. Вот работы подвалило бы.
Как-то раз в командировочных было Управление по вооружению. Это работа с морским подводным оружием, о ней я скажу ниже.
Были и кадровые проблемы. Офицеры не держались т.к перспективы роста не было.
Гидростат был прописан в документах, как вспомогательное судно, намертво приваренное к пирсу, а не как автономный подводный аппарат. Я слышал, что и на балтийской «Пиранье» были такие же проблемы.
Служить было не выгодно — старшие офицеры теряли в выслуге и карьерном росте. При мне уже весь личный стстав был только прикомандированный, поскольку заманить туда специалистов можно было только командировочными и чеками «Союзторгвнештранса».
Чеки обменивались в «Альбатросе» на «Аляски», спортиные трусы, джинсы и всякую западную растлевающую хрень. Не далеко от входа в «Альбатрос» стояли кавказцы и скупали чеки по 33 рубля за чек. Цены были смешные. За автономку в 88 суток (шел чек в сутки) можно было купить «Аляску» за 20 и джинсы за 14, и еще оставалось на подарки всей семье. А мы получали чек в сутки и 2 чека за сутки гидростата! Бешеные бабки!
Лодка почти не задерживалась в точке сброса и довольно быстро уходила, не дав себя обнаружить, а гидростат просто подцеплялся к грузам и моментально надувался. Через 10-20 минут после сброса уже можно было вздремнуть на надувной койке.
Горизонтальные переборки надувались так же от лодочной системы гидронасосов. Переборки накачивали водой, только когда было время. Обычно второпях надували воздухом. Работали дня 3-4, и если продолжать было не нужно, то нас подбирала проплывающая мимо лодка. На это дело был маленький приводной гидроакустический маячок. Он начинал работать по кодовой посылке гидролокатора, если аккумуляторная батарея жива. Если фарватер подхода сложный то использовался ВЧ-кабель. Кабель длиной метров 100 лежал на дне и питается от АБ гидростата. Лодка закладывала поисковые галсы, хоть и был строгий приказ маневрами гидростата не демаскировать, и находила кабель, по которому и выходила на гидростат.
Был случай гидростат не нашли вообще. Видимо батарея сдохла совсем или он потерял герметичность и аккумуляторы просто залило. ВЧ кабель соответственно так же остался без питания. А однажды лодка, при маневрах поиска, протаранила гидростат носом. Народу в нем не было, а что почуствовали бы люди, будь они там — представляю.
Была долгая полемика можно ли гидростат обнаружить гидроакустическими средствами. Сошлись на том, что точно обнаружить место, где лодка замедляла ход — невозможно; а для того, что бы тралить место разворачивания гидростата, надо было знать место сброса. Даже сейчас это сложно, а тогда было невозможно. Надо отметить, что засветку на экране гидростат давал очень странную и непонятную. Идентифицировать его мог только очень опытный гидроакустик и только после предупреждения о такой цели.
Магнитометрами гидростат тоже почти не определялся — баллоны подвергались размагничиванию перед походом, а иногда использовались 400-атмосферные лодочные металло-пластиковые баллоны.
В процессе опытной эксплуатации на гидростаты установили систему автоматической вентиляции отсеков, но стравливаемый при этом газ не демаскировал гидростат. Появился прибор комплексного анализа атмосферы, поглотитель водяных паров. Улучшилась обитаемость. Стало легче готовить газовую смесь для отсеков. Можно было дать чистый кислород или что угодно. Гидростат боевого управления (ГБУ) выдерживал 6-8 атмосфер сверх давления воды, и почти все декопроцедуры можно было пройти прямо в верхнем отсеке, лишь бы газов хватило. Но поскольку в отсеках было все же довольно сыро, то использование аварийных средств регенерации было запрещено. Просто надевали ПДУ и готовили свои аппараты для включения.
Использовались ребризеры И-8915 и И-8953, шланговые с кишкой 85 м до водолазного пульта. Можно было добавить еще 1-2 колена. Аппарат мог использоваться и в автономном режиме без кишки. И-8953 отличался наличием сменных дюралевых перфокарт, с помощью которых осуществлялось управление подачей газовой смеси. На многих деталях ребризера стояло клеймо DDR. Еще одна особенность аппаратов была в том, что баллоны стояли снаружи кожуха, т.к внутрь не влезали. Баллоны былы 7-и или 12-литровые, длинные, вытянутые как на АСВ. Механика аппарата чем-то была похожа на старый Halcyon. Вообще, в подробности конструктива я особо не вдавался, а сейчас почти забыл и то, что знал.
Был бы я тогда знаком с тобой (со мной — А.Я.), я бы этот аппарат просто спер бы, но я тогда думал только как бы скорей вернуться, да поехать во Владик или Находку на дискач, телок снять.
Так же использовались буксировщики «Латуш» (когда они вообще работали). По слухам, разрабатывались они на движке одноименной торпеды специально для «Пираньи» (сверхмалая подводная лодка проекта 865 — А.Я.). Катались мы на буксировщиках мало, поскольку был жуткий дефицит батарей. Батареи очень быстро высасывали свой ресурс, а их боксы постоянно текли, и аккумуляторы заливало. Следующие партии «Латушей» работали более надежно. Но при сатурационных погружениях мы особо далеко не плавали, и от отсутствия буксировщиков по-этому не страдали. Зато комдив, вице-адмирал Храмцов, очень любил кататься на «Латуше» на подводную охоту с АПС (автомат подводной стрельбы — А.Я.). При нас, он как-то пристрелил неплохого палтуса. Доставали его из-под воды всем флотом. Даже боевую тревогу ПДСС объявили. Был задействован Ми-14 ПЛ для доставки Храмцова и палтуса в бухту Павловского.
С 1988-89 гг. начали использовать композитные баллоны на 600 атмосфер. Автономность гидростата резко возросла. Аппарат можно было использовать для разведки у береговой линии, где использовать лодку было рискованно; для работы по прокладке кабелей, установке аппаратуры на кабели и снятия чужой аппаратуры со своих кабелей, для поиска секретной упавшей аппаратуры, для работы с затонувшими объектами, как дозорный многоцелевой объект для подводных гидрографов. Так же ГБУ использовался, как донная гидроакустическая / шумопеленгаторная обитаемая станция, и как подводная станция для запуска метео- и радиозондов.
Разрабатывался аэромобильный комплекс весом в 5-8 тонн, но свободного носителя не нашлось и готовый аэромобильный гидростат остался гнить в Большом Камне. Для него даже название поначалу придумать не смогли, но поскольку сшит он был из ткани 500И (серебристая аэростатка), то его и прозвали — Серебрянка.
Вообще, планы были обширные. Рассматривался даже проект для работы с морскими животными. Мечтали шить огромные гидропневматические колокола, подводные ракетные шахты МБР, и базы-башни из гидропневматических тороидов для сбора конкреций, добычи газа, нефти.
В районе Персидского пытались снимать для изучения американские донные гидростаты-самописцы, но после пропажи нескольких гидростатов, американцы почуяли недоброе и защитили свои аппараты на сдвиг и на перемену глубины. Вообще, американцы наладили сброс и сбор своих необитаемых гидростатов очень эффективно. Самописцы разбрасывались по данным разведки перед нашими маневрами, а потом, по кодовому импульсу гидролокатора всплывали перед кораблем сборщиком или перед вертолетом. При нашем тралении они взрывались и тонули. Однако было решено их разминировать и вывозить для изучения.
Сначала их осматривал наш минер на предмет самоликвидатора, потом мы снимали и грузили американский аппарта на палубу 613-го проекта, там где она могла лечь на грунт. Если не могла (илистые отмели) то просто надевали мешок из клеенки и рулевые сигнальщики корабля сопровождения пытались обнаружить всплывший гидростат. Как-то раз наши развернули ГБУ, хотели снять кассету с шумами наших лодок, но американский аппарат взорвался, хотя был осмотрен минером, и 4-х человек даже не нашли. Только тряпки и баллоны валялись в радиусе 100 м. Эта неудача едва не погубила всю программу, и с работами «за углом» («за углом» — слэнговое штурманское. Имеется в виду работа в зарубежных водах — А.Я.) было покончено.
Однако ходят байки, что мы снова разворачивали ГБУ в Персидском заливе в 1988-89 гг. и собрали много интересной информации. Гидростат якобы оставили там же. Вроде бы был напряженный момент при эвакуации, и ГБУ пришлось бросить.
Часто делали выходы из подводных лодок.
Нас сгружали на лодку, как правило в 11 отсек (на БДРМ это 10-й отсек, поскольку отсеков 11, но шестого нет, а есть 5 бис, жилой отсек). И в 10 или 7 отсеках соответственно на других меньших атомачах и дизелюхах. В «Варшаве» (дизельная лодка проекта 877 «Варшавянка» — А.Я.) грузились в первый каффердам. Такая неуютная выгородка под торпедными аппаратами. Там мы складировали свой багаж и вахтенного, а жили в 6 отсеке.
Контактов с экипажем было немного. Они считали нас пассажирами и никто особо на контакт не шел. Тем более особист всех предупреждал, чтобы нас никто из экипажа не домогался. Разве что кок нашу жратву менял на их горячее, что бы нам холодным тушняком не давиться, да могли поесть за нормальным столом в пересменку — вот и весь контакт. «Катюши» попить опять же. «Катюша» это молочный напиток брожения из концентрата. Такой порошок — кефирный с сублимированным молоком в гранулах. Порошок заливают водой в молочной алюминиевой фляге и за ночь свежий кефир готов. Мы тогда все о зубах пеклись т.к вода на атомных лодках из элетролизеров и минеральных солей там почти нет. Свежая запасенная вода есть только на первых днях плавания, а потом из электролизера. На дизелях лучше тем, что вода вся запасенная. Но лодка, как правило, старая и ржавчины в цистернах много. Но всем было ясно, что к концу автономки надо будет лечить зубы. Хоть водоподготовщик-трюмный и сыпал минеральный концентрат в воду, это всё равно проблем не решало. «Катюша» была самым лучшим источником зубного кальция. Но в гидростате она не вызревала т.к. плесень всегда созревала раньше, чем кефир, (как не мой флягу — хоть спиртом).
Так вот: для спусков-входов на лодках есть водолазная выгородка с «ванной». Выгородка наддувалась воздухом до уравнивания давления, «ванна» открывалась, и водолаз выходил. Обеспечивающие в отсеке дышали газовыми смесями из ребризеров, а на нос надевали прищепку, вроде той, которая используется в синхронном плаваньи. Однажды потеря прищепки стоила человеку жизни.
Под Камранью (Вьетнам) я дважды участвовал в погружении-выходе на 180 метров. Нашел на дне газету «Боевая вахта». Погружение было простым — осмотреть корпус самолета на предмет подъема. Самолет был старый американский. Но поскольку душа у меня была не на месте, (страшно все таки —180 метров — на психику давит), я его кругом обходить не стал. Боялся запутаться да и долго его искал — минут 20. По-этому дошел до прямой видимости и назад.
Особенно сложно выходить из атомных лодок. Они на грунт не ложатся и могут стоять только на системе поддержания нулевой плавучести без хода «Турмалин». До грунта получается метров 20 минимум, что бы в теплообменники грязи не набилось. Выход был затянут т.к. по буй-репу можно было выйти только без тяжеловесного оборудования. В дальнейшем от атомачей отказались очень быстро. Да и командование дивизий в составе которых были РПК СН и РПК КР всячески отмазывались от доставок, утверждая, что наши выходы демаскировали их корабли. Может быть, так оно и было.
Позже выходили только из «раскладушек» (675 проект), а потом, как я уже говорил, нам придали 613-й, который был задействован только на работу по нашим командировкам.
На военно-морских полигонах типа бухты Березовой на Камчатке и Большой Камень на другой стороне залива напротив Владивостока гидростат работал как коллектор кабелей следящей аппаратуры. Сигналы с датчиков, установленных на испытываемом морском оружии, приходили в гидростат, где в любую погоду эти сигналы обрабатывали и переписывали на магнитные носители. Испытывали и разные подводные системы слежения за ПЛ противника и передачи информации с этих гидростатов. Устанавливали датчики для исследования сейсмической активности, заодно и «вражеские» лодки вычислялись. Хотели создать аналог Cesar и Sosus на Советском дне.
Строили подводные протяженные стационарные антенны дальнего обнаружения и идентификации ПЛ. Это были довольно большие подводные объекты. Все это обслуживалось с ГБУ. Работа гидростата дешевле и безопаснее, чем надводного корабля. Кабели со дна тянуть на берег и строить стационарные объекты еще дороже, и привлекает внимание противника.
На гидростатах боевого управления шла учеба водолазов глубоководников, разведчиков, гидрографов. Тренировали команды подводных лодок специального назначения и боевых пловцов.
Часто нашей задачей было разворачивание тех же самых гидростатов. Оживление их после долгой стоянки — вентиляция, смена батарей, обживание. Самое приятное когда находили подарки от предидущей смены. Сгущенка с запиской где подтекает или сифонит. Бутыль спирта с заспиртованныой кукумарией или морской змеей. Это было вроде традиции.
Гидростат малозаметен и всепогоден. А при изучении влияния штормовых условий на подводные объекты и оружие — просто незаменим.
Вообще это была самая поганая работа. Разрабатывалась тема о длительности боеготовности морских мин-торпед и устойчивости их к биологическим обрастаниям. Разворачивали по дну тяжеловесные донные якоря, перецепляли мины, ставили на корпусах контрольные платформы с разными покрытиями предохранящими мины-торпеды от обрастаний и тянули в гидростат кабеля для контроля от датчиков.
Единственный плюс такой работы: высокая интенсивность погружений сводила автономность аппарата до двух суток. Затем перезараядка воздушной батареи, смена аккумуляторов и подкачка гидроотсеков.
Проводились работы по исследованию систем наведения высокоточного морского оружия. Рядом с гидростатом ставили гидроакустическую мишень — притопленный и обездвиженный списанный «Анабар» или МГ-400 (самоходные шумогенераторы для 400-мм торпедных аппаратов, могли использоваться как ложная цель или гидроакустический маяк) и получали исключительно важную информацию о наведении высокоточного оружия. Правда, один раз «Анабар» все же включил двигатель, съехал с места и медленно направился к гидростату, где работало 8 человек. Четверо из них были на погружении. Двое обеспечивали. А два водолаза дремали на койках. Хорошо, что заряд торпеды был имитационный. Торпеда точно отследила уходящий «Анабар» и долбанула возле гидростата. Гидростат оторвало от балластин и он всплыл на поверхность. Через 20 минут уцелевшие уже сидели в барокамере и отмывались от грязи. Все что за многие годы наросло и отложилось на корпусе гидростата, странным образом оказалось на нас толстым сальным черным слоем.
Все заработали по объемной контузии легких, кишечника и внутренних органов, получили сотрясение мозга, но барабанные перепонки никто не порвал (!), хотя у всех была довольно легкая баротравма... С розоватой пены изо рта… Ну и перелом грудины в придачу.
Разрабатывались и свободно-плавающие гидростаты, но опыты показали, что это очень сложная по регулировке плавучести гидропневматическая конструкция. Требовалось много механических автоматических устройств, в которых и погрязло ОКБД (Особое Конструкторское Бюро Дирежаблестроения). Хотели все сделать энергонезависимым, с приводом от ВВД, но что-то не получилось. Самобалансирующаяся по глубине разработка не пошла и быстро уступила место каркасно-вантовой, необитаемой.
Та работала безукоризненно и четко держала коридор глубины. Сделать ее можно было хоть в 1000000 тонн водоизмещением, и напичкать любой аппаратурой. Затапливалась она и всплывала по импульсу гидролокатора любой советской ПЛ.
Позже финансирование прекратилось т.к. никто точно не знал, что с этими гидростатами делать и как их использовать.
Взято с ныне почившего в бозе сайта Андрея Яшина.