Записки штабс-капитана

Продолжение

Записки Штабс-Капитана, [17.11.2025 22:27]
– Так! Никто не спит? Отлично! Лётчики, прошу внимания – ворвавшись в спальное расположение, как обычно, тараторил комэска – у меня в руках ваши косяки! Это что такое я спрашиваю!?

У Николая Владимировича, комэски моей эскадрильи, в руках была кипа бумаг А4. Служба объективного контроля проанализировала показания наших крайних вылетов и по каждому нашему летчику составила отдельный лист, где были зафиксированы различные нарушения ограничений, либо нарушения связанные с правилами выполнения полетов.

– В чем дело, Николай Владимирович – спрашиваю я.

– В чем дело!? Дело в том, Новиков, что вы вообще оборзели! Это что такое!? Ты в крайнем вылете скорость с баком превысил! На 0.5 маха!

– Так я от ракеты уходил

– От ракеты он уходил!

– Дак ограничения то полному баку даются, Николай Владимирович!

– А ты помолчи, Никитов, у тебя у самого ограничения по перегрузке превышены!

– И такого у меня целая папка! Нарушения ограничений по Маху, по минимальным высотам! По приборным скоростям! Это в последний раз! В следующий раз...

– Что? От полетов нас отстраните? Так это только выходной же! Я готов, можете меня в следующем вылете смотреть! – подначивает комэску кто-то из наших. По комнате раздаётся смех. Николай Владимирович, осознавая глупость своего положения, махнув рукой, ушёл.

Только очевидец перехода мирной авиации в авиацию военную сможет понять наше состояние. Ещё вчера за такие нарушения лётчика бы отстранили от полётов. Его фамилию бы вспоминали на каждом разборе полётов и междусобойчиках. Его поступком бы пугали молодёжь, постоянно ставя такого лётчика в антипример. Сегодня же, когда экипажи в каждом вылете действуют не по шаблону, не по зачитанным на указаниях командиром полка регламентам, а по боевой обстановке, ограничения по самолёту превращаются в обычные цифры мирного времени.

Старшее командование, которое на начало конфликта вообще пропало со всех радаров, сейчас потихоньку оттаивает. Они делают то, к чему привыкли. Они делают то, что делали в мирное время – контролируют подчинённых и наказывают провинившихся. Вот только как объяснить старшему лейтенанту, которому через несколько часов снова лететь за ленточку, в зону контроля противника, что ему надо соблюсти скорость Маха с подвешенным топливным баком? Как заставить его бросить бомбу по параметрам мирного полигона?

Как заставить летчика, летающего на выполнение боевой задачи над территорией противника, надеть летные ботинки, у которых вообще нет протектированной подошвы? Которые разработали ещё в пятидесятые и которые вообще не предназначены для долгого перемещения по пересечённой местности. Как заставить такого лётчика надеть уставной синий комбинезон, а не купленную военную камуфлированную форму?

На наших глазах развернулся классический вопрос отношений отцов и детей. Нас пытались загнать в рамки мирного времени, написанные для максимальной безопасности полётов. Мирных полётов. Это пытались сделать командиры с мирным опытом, чьи тысячи часов налёта не были сопряжены с рисками большой войны. Мы же, невольно трансформировавшиеся молодые лейтенанты, сами решали как нам поступать. Мы сами создавали новую тактику. Она требовала выжать из машины все до капли и если потребуется – сверх этого. Старые авторитеты рухнули. Больше не работали должности и звания. Был только авторитет. Он зарабатывался в кабине боевого самолёта.

6 марта 2022.

– Новиков, пойдёшь на вылет? – вернувшись в комнату спрашивает Николай Владимирович.

– Пойду.

– Хорошо, тогда давай со штурманом на КП.

К этому дню КП больше походил на холостяцкую квартиру. Было накурено, повсюду валялись личные вещи вперемешку с картами и личным оружием. Количество телефонов, одновременно звонивших каждые пять минут, казалось, возросло вдвое. Даже командир полка позволил себе вместе с комбинезоном носить кроссовки. Штурман полка, к тому времени весь заросший щетиной, курил одну сигарету за другой. Его пальцы были чёрные от карандаша, которым он рисовал всё новые и новые маршруты, а в каждом кармане комбинезона лежала наполовину стёртая резинка.

Отдельный угол занимали использованные карты, протертые до дыр.

– Ааа, вот и добровольцы – дежурно протянул штурман, приглашая к столу.

– Ну что ребята, сегодня цель жирная. Необходимо поразить военкомат. Как понимаете, цель в тылу. Лететь придётся до Житомира. Севернее него – обратной стороной своего карандаша он постучал по нескольким нарисованным прямым.

– Цель небольшая. Трехэтажное здание и пункт комплектования. Цель на окраине. Заходить будете с разных сторон по очереди. Серию сброса не ставьте. Работать в залпе. Ознакомьтесь с картой. Штурманы, посмотрите на курсы подхода. Выдерживаем все строго, что бы не сошлись там.

Наша цель находилась в Житомирской области. Житомир – один из самых больших городов в этом районе, хорошо оборонялся ПВО. Вокруг военной инфраструктуры города строилась мобилизационная работа противника. Срыв, или осложнение этой работы влияло на ведение боевых действий в районе «мешка». В пригороде всегда было много боевых частей, которые находились тут на ротации, а также в качестве резерва на ключевых объектах области. Полёты в районе Житомира считались не только одними из опаснейших, но ещё и наиболее продолжительными в нашем районе ответственности.

– Ну и светлое время суток, обходим населённые пункты и трассы. Там действуют мобильные огненные группы. У меня для вас все. Новиков, останься.

– Алексей, я знаю, что вы местные каналы изучаете после своих атак – говорит мне штурман после того, как два остальных экипажа ушли. – Никитову ничего про эту цель не говорите. Человек верующий, а там справа, в ста метрах, церковь. Я ему так заход подобрал, чтобы мимо прошёл, но если будут фото – не говорите ему, пожалуйста.

Мы подходим к Чернобылю уже собравшись и на предельно малой высоте. Я иду третьим. Впереди, покачиваясь вверх-вниз идут два моих товарища. Прекрасно помню тот день. Над всей киевской областью стояла плохая погода. Горизонт тёмный. Солнце слегка пробивается через облачность. Мы идём через мешок, чтобы хотя бы немного зацепить свою территорию. Всё затянуто чёрным дымом. Горит техника. Мы словно тени скользим над нашими боевыми порядками, идя за своей целью. Проходя пожарища, я наблюдаю за землёй, где сейчас ведёт бой пехота. Скоро она остаётся позади.

Прорывали порядки противника рядом с Киевом, взяв курс на Житомир. Справа остаётся Овруч – там действует неизвестное количество "Буков". Они, должно быть, наблюдают за нами. Чуть ближе к нам Коростень – городок с ЖД перевалкой. Тоже хорошо прикрыт ПВО. Первый экипаж, ведя нас в обход таких городков, прижался к земле. Мы последовали его примеру. Днём проще летать на предельно малых высотах, идём чуть выше верхушек деревьев. Левее остаётся трасса Житомир — Киев. По ней передвигается много военной техники. Её мы оставляем нетронутой, чтобы не выдать свою позицию.

В какой-то момент мы начинаем немного расходиться — точка разворота на цель под нами. Первый самолёт энергично подпрыгивает. Он пойдёт прямо, с ходу сбросив бомбы. Я иду практически параллельно боевому курсу своих товарищей. Вот второй, подпрыгнув, резко поворачивает на боевой курс. Впереди уже виден пожар, ветер гнёт светлый дым к земле. В живот плавно опускается холодок. Ещё немного и мы пойдём на разворот. В такие минуты трудно удержаться от преждевременных действий. Но это необходимо для безопасности товарищей.

Моя точка разворота протянута дальше всех. Я смотрю только влево, мой взор направлен в то место, где сейчас должны появиться огненные шары. Есть, разворот! Я резко кидаю машину влево, краем глаза цепляясь за верхушки деревьев и крыши домов. Подпрыгиваем на высоту в двести метров. Тут же появляются стрелки угроз из района Житомира. Противник знает, мы где-то тут. Польский Авакс отметился на панели угроз.

Мы идём ровно в столп дыма и огня. Левой рукой прибавляю тяги. Разгоняемся. Стрелка максимальной дальности сброса растёт вверх. Квадратный индекс прицела лежит ровно в том месте, куда сбросили свои бомбы первые два самолета.

– СКОРОСТЬ ПРЕДЕЛЬНАЯ – синтетическим голосом информирует РИТА, речевой информатор.

Стрелка скорости горит красным. Я дошёл до максимально разрешённой скорости сброса.

– ПИИИИИИИП – протянула сигнализация готовности к сбросу.

Палец вжимает боевую скобу. Сердце неимоверно быстро стучит. Сейчас надо исполнить тот маневр, который мы разработали для безопасного покидания района сброса.

– ЦОК ЦОК ЦОК ЦОК – поочерёдно сходят шесть ФАБ-500. Планер покачивается при каждом сходе.

Давай же! Есть, последняя сошла. Резко кидаю ручку влево, крен 90° слева пролетают улицы небольшого города. Давлю перегрузку, ломая самолет в сторону от падающих бомб.

– УГОЛ АТАКИ, ПЕРЕГРУЗКА – монотонно говорит информатор.

Самолет догоняет слабая волна, вибрацией проходя по планеру. Я несколько раз нажимаю кнопку отстрел ловушек. Отстреляв одну серию, я резко переламываю самолет в другую сторону, прикрываясь стеной отстрелянных факелов. Впереди следы отстрела моими товарищами.

– Давай ближе к Овручу подойдём – говорю я Стальному.

– Давай, я тебе его как ориентир забил – отвечает штурман.

Мы сами изменяли свои маршруты. К тому времени стали появляться сигналы о том, что всю информацию по нашим маршрутам иногда сливают украинцам. Они могут готовить засады, зная точки нашего входа и выхода. Меняя маршруты в процессе полёта мы могли срывать подобные планы. Появляться надо было там, где тебя ждали наименее всего.

Задача была выполнена. От военкомата и пункта комплектования ничего не осталось. К сожалению пострадала и церковь. Волна осколков движется во все стороны одинаково. На память у меня остались фото того объекта с повреждённым куполом Храма.

Автор выложил еще кусочек, про АСП

Записки Штабс-Капитана, [20.11.2025 20:46]
У летчика своя война. Летчик ведёт войну авиационную. Где хотя и поражает наземные цели, сражается, все же, против воздушного противника, а оборону держит против сил и средств ПВО.

Для действий против наземных сил у нас была широкая номенклатура средств авиационного поражения. Мы использовали как неуправляемые бомбы, так и управляемые ракеты, о которых уже писал ранее.

Самым рабочим инструментом нашей войны были фугасные авиационные бомбы калибра 500 кг – ФАБ-500 М62. Это был лом, который работал против всех типов целей. Достаточно было правильно настроить взрыватель. С задержкой - для заглубленных целей. С моментальным подрывом против живой силы и средне-легкобронированных целей. С долгим замедлением, которым мы минировали нужные районы. Такие бомбы были эффективны по соотношению веса к могуществу боеприпаса. При моментальном подрыве ФАБ-500 зарывается в грунт примерно на полтора метра, создавая прямую площадь поражения в районе 100 метров диаметром. В этой области все находящееся на поверхности гарантированно уничтожается. Минусом этого боеприпаса был подъем лидирующего осколка (теоретическое понятие, которое описывает максимальный подъем отдельно взятого осколка) на высоту более километра за время около 10-12 секунд. Такие боеприпасы применяются только с минимальной безопасной высоты в шестьсот метров, иначе самолёт мог попасть в поле сформировавшихся осколков. Мы обходили это правило своим крутым маневром. Который хотя и носил более безопасный характер, требовал усиленного внимания к управлению самолётом, которое усугублялось в ночное время. Визуально взрыв ФАБ-500 напоминал огненные шары, сильно освещающие все вокруг.

Следующим рабочим инструментом шла осколочно-фугасная авиационная бомба калибром 250 килограмм – ОФАБ-250-270. Эта бомба была наилучшим образом приспособлена против живой силы и легкобронированной техники. Она слабо зарывалась в грунт, преобразуя свой подрыв в сплошное поражение живой силы. Диаметр сплошного поражения около 250 метров. При этом осколки разгонялись почти до сверхзвуковой скорости. Такие бомбы тоже требовали специального маневра безопасности. Но так как вес по отношению к ФАБ-500 был меньше, летела такая бомба дальше, давая нам больше времени на отход, что позволяло проще относиться к пилотированию самолёта.

Следующим нашим рабочим инструментом стали фугасные зажигательные бомбы. ОФЗАБ или ЗАБ калибром 500 килограмм. Такими бомбами мы бомбили траншеи, тыловые части и склады с горючим. В состав таких бомб входила горючая смесь на основе легкоплавких полистиролов. Если говорить проще – пенопласт, растворенный в горючем. Такая смесь горела долго, выделяя большое количество тепла. Это был второй боеприпас для поражения непосредственно живой силы. Мы много применяли такие бомбы в районе границ мешка, особенно в районе Бучи-Гостомеля, поддерживая наши войска. Визуально подрыв такого боеприпаса напоминал сгорание бензинового облака, быстро расширяясь и так же быстро исчезая на площади.

Далее шли объемно-детонирующие бомбы, которые создавали площадь сплошного поражения отрицательным давлением в районе 200 метров. Хотя такие бомбы применяются только против живой силы, особенность подрыва газовой дисперсной смеси обеспечивает убойное действие даже против укрывшегося противника. Газ, расширяясь по физическим законам во все стороны одинаково, заползает и в окоп, и в многоэтажное здание. Спрятаться от такого боеприпаса практически невозможно. Особенностью такого боеприпаса был его подрыв, визуально напоминающий расширяющийся газовый гриб бело-голубого цвета. Такие боеприпасы мы применяли против переднего края противника, у которого из укрытий имелись только открытые траншеи. Подрыв такого боеприпаса всегда остаётся в памяти. Когда вперёди летящий Су-34 бросает шесть таких бомб, впереди все покрывается белыми волнами, поглощающими все под собой. Очень захватывающее зрелище.

Для действий по площадным целям, занятым небронированным противником, использовались разовые бомбовые кассеты – РБК всех калибров и наполнений. Основным боеприпасом стали РБК-500 ШОАБ 0.5. Такие разовые кассеты имели в своем составе небольшие суббоеприпасы, размером с гранату. Такие суббоеприпасы, рассыпаясь по площади, отскакивали от поверхности на высоту роста человека, разделяясь на две взрывные половины. Они поражали живую силу на площади своими сформировавшимися осколками. Такие боеприпасы мы применяли наравне с объемно-детонирующими боеприпасами. Основными целями для нас, при использовании этих бомб, были расчёты в районах сосредоточения. В основном позиции артиллерии, которой в границах мешка было очень много. Визуально такие бомбы, после схода с мест крепления, оставляли в воздухе серые облака дыма. Действуя группой в светлое время суток, их было особенно хорошо видно.

Ещё одним боеприпасом, который мы использовали, стали управляемые ракеты воздух-поверхность типа Х-29 ТД. Они были хороши принципом своего действия - пустил и забыл. Этот боеприпас был хорош для укреплений и заглубленных целей. Их мы применяли днём и в сумерках, пока позволяли возможности нашей оптической станции. Ещё одним способом применения таких ракет стал неуправляемый пуск по запомненному месту цели. Если вылет осуществлялся ночью, в районе цели мы включали режим прицеливания по координатам. Запоминали положение прицельной марки, упавшей в место цели, и туда наносили удар неуправляемым пуском, фактически пуская такие ракеты в виде НАР - неуправляемой авиационной ракеты. Применение таким образом этого боеприпаса тоже сильно отложилось в памяти. Пикируя в гущу наземного боя, среди пожаров и взрывов, запоминая место положения "упавшей" марки прицела. Такие ракеты хорошо показывали себя и против живой силы. Они имели более совершенные взрыватели. Осуществляя свой подрыв практически сразу после встречи с поверхностью.

Ещё одним неуправляемым боеприпасом были штурмовые бомбы. Это все боеприпасы, которые я описал выше, но имеющие в своей конструкции тормозные парашюты. Они тормозили падение боеприпаса, отдаляя время его встречи с землёй. Такие боеприпасы мы любили особенно. Их можно было бросать с минимальной высоты в пятьдесят метров, без необходимости подъема на большую высоту. Эти боеприпасы обеспечивали безопасность экипажа от средств воздушного наблюдения. Боеприпасы применялись с ходу, на той высоте, на которой мы подходили к цели. Визуально эти бомбы можно было отличить по упругому белому парашюту, напоминающему зёрнышко одуванчика. Под ним бомбы медленно опускались к своим целям, описывая полудугу.

Оглядываясь назад, в ту пору без войны, летая на полигон практически с тем же набором бомб и ракет, я ловлю себя на мысли, что не до конца понимал их прямого назначения. Только столкнувшись с главной задачей любой войны - прямое уничтожение противника либо его потенциала, подбирая наивыгоднейшее средство поражения, я могу сказать, что смысл этих аббревиатур раскрылся полностью. Подходя к самолету, заряженному тем или иным средством поражения, оценивая его потенциал, мы стали понимать логику и весь скрытый смысл своих действий. Мы, бомбардировщики, мы либо убиваем, либо разрушаем.

---

Это из той же творческой лаборатории?
"В столичном издательстве Fortis Press тиражом десять тысяч экземпляров вышла дебютная повесть действующего летчика-бомбардировщика, на чьем счету более семисот боевых вылетов в зоне спецоперации, - Тимура Полевого. Это, разумеется, псевдоним, имена своих асов страна узнает после Победы. Книга называется "Ломая горизонт", и в ней - личный и честный взгляд на войну и мир, на небо и землю, на друзей и врагов. Наконец, это история о пути обычного мальчишки в элиту авиации, в командиры звена Су-34… Словом, к прочтению рекомендовано, и ее действительно читают многие, идут разговоры об экранизации."

Продолжение

Записки Штабс-Капитана, [21.11.2025 21:13]
После потерь первых дней марта нам приказали стереть фамилии с наших защитных шлемов. Вместо своей фамилии, когда-то нанесённой красной краской, чёрным перманентным маркером я вывел номенклатурное название ракеты одного западного ПЗРК. Я решил бросить небольшой вызов тому случаю, который позволил мне попасть сюда вместе со всеми тем январским днём 2022 года. Я знал, что это принесёт мне удачу. Позже я нарисовал голову злого Дональда Дака, что завершило образ.

7 марта 2022.

– Так летчики, внимание, сегодня у вас будет две цели. Первая в районе Гостомеля, помогаем нашим. Половину БК тут, половину на другую цель – сказал штурман полка, обведя обе цели по очереди – Вторая цель в районе Фастова. Бомбим склады. Зарядка – по шесть ЗАБ или ОФЗАБ-500, кому что повесят. Ознакомьтесь с маршрутом.

– А сколько до Фастова?

– 170 километров. Районы эвакуации только на нашей территории. Но вы и сами все знаете. Удачи.

Нам стало приходить больше целей по непосредственной поддержке наземных сил. Их стало так много, что выделять под них отдельные самолётовылеты больше не представлялось возможным. Такие задачи стали комплексировать с другими. Упор делался на постоянство поддержки наземных сил в ущерб наряду авиационных средств поражения. Вскоре нам придётся летать не только по своим задачам, но и по задачам соседей. Мы забирали часть вылетов у штурмовиков и вертолётчиков.

Фастов – наверное, наиболее сложная цель. Учитывая конфигурацию маршрутов, он находился ближе Житомира. Но Фастов вплотную прилегал к Киеву. Объекты вокруг него прикрывались как в объектовой, так и в зональной системах ПВО. Это был крепкий орешек, к которому было тяжело и опасно прорываться. Его обороняли киевские и житомирские С-300 ПС – наиболее дальнобойные и боеспособные части ПВО ВСУ.

Для действий в этом районе мы шли на тактические хитрости, которых исходя из тактической обстановки у нас было не много. Для обмана противника и реализации эффекта неожиданности, по целям в районе Фастова действовала часть нашей бомбардировочной группы. В определённый момент пара или тройка самолётов отделялась от основных сил, на полной скорости двигаясь к своим целям. Основная группа при этом выполняла резкий отворот по своим целям. На фоне первоначального отворота всей группы, идущей плотным порядком, отделение двух-трёх самолётов было незаметно, по крайней мере в начале.
В этом вылете, в качестве отделяющейся группы, были назначены три экипажа. Подгорного Василия Сергеевича, который шёл первый. Гончарука Олега Максимовича – моего бывшего командира звена, который шёл вторым. Замыкал группу мой экипаж. Я шёл крайним всей группы.

Мы собрались над картой, чтобы изучить оставшийся маршрут. Чёрная линия простого карандаша шла прямо по пригороду Киева. Коридор пролёта к Фастову был сильно ограничен возможным манёвром. С запада он контролировался силами ПВО Житомирской агломерации. С востока – Киевом. С юга – Белой Церковью, ещё одним мощным районом ПВО.Такой полёт больше походил на длинный коридор, с трёх сторон простреливаемый ракетами. Наша Зелёная Миля. Трудно описать то смятение, которое заползает в голову в минуты изучения такого сложного маршрута. Жребий брошен. Наша работа — выполнить поставленную задачу.

На стоянке меня ждал самолет, заряженный шестью ОФЗАБ-500. Я впервые видел такие бомбы. Они походили на серых головастиков. Особенностью этих бомб была их малая фугасная способность. Их задача была поджечь площадь своей текучей смесью. Осколочное действие было невелико. Их мы могли бросать сходу, с высоты в 200 метров, без обязательного маневра. Это значит, что после сброса бомб мы продолжим движение дальше, к нашей основной цели.

Я проверил вкрученные взрыватели. Для надёжности их было два: один в головной части, другой в хвостовой. Я ладонью похлопал по холодному корпусу. Головная часть, в которой содержалось основное взрывчатое вещество типа тротил-гексогеновой смеси, отзывалась глухим звуком, не отличимым от ФАБ-500. Хвостовая же часть, в которой хранилась жидкая горючая смесь, простукивалась как канистра с бензином. Всё было готово.

Я не особо торопился с выруливанием, ожидая, пока состав из шести самолётов продвинется к старту. Мимо меня вырулил самолёт Николая Владимировича. Техник забыл вытащить шток заземления. За самолётом волочился металлический тросик с колышком, закреплённый в специальном гнезде на мотогондоле левого двигателя. Резво отскакивая от бетона, он осыпал пространство под собой яркими бело-желтыми искрами. По эфиру прошло мнение, что вся эта конструкция сама отвалится после взлёта. Точно не помню, почему ее не отцепили во время стоянки самолёта перед взлётной полосой.

Комэска взлетал где-то в середине нашей формации. Разгоняясь по бетону, колышек заземления еще больше искрил. Из под самолета вырывался настоящий фонтан огненных капель. Такое ощущение, что за самолётом забыли не тоненький тросик, а настоящий железнодорожный костыль. Каково же было моё удивление, когда этот самый костыль, отделившись от брюха самолета, со скоростью самолета заскользил по полосе, осыпая чёрноту ночи яркой струёй раскаленных искр.

– Погоди, это же... – не успел сказать я Стальному.

– 613, проверьте наличие бомб на самолёте! – крикнул РП.

– 613, у меня все в наличии – абсолютно спокойно сказал комэска.

– Погодите, нет, у меня в наличии пять бомб! – добавил он тут же.

От самолета Николая Владимировича отделилась ОФЗАБ-500, сорвавшись со своего замка. Бомба остановилась где-то в районе КТА — ровной половине аэродрома. Взлёт остальных участников стал невозможен. К месту остановки бомбы выехала команда на буханке. Я направлял их по радио, так как со своей позиции бомба была мне хорошо видна.

Подъехав к тому месту, где бомба прекратила своё движение, машина остановилась. Из неё около пяти минут никто не выходил. Сидящие внутри не хотели подходить к раскалённой бочке с горючей смесью. Вскоре боковая дверь открылась, и из неё вышло несколько человек. Встав над бомбой и простояв так около двух минут, они решили ногами отпинать её к краю полосы. Чёрные фигуры, быстро орудуя ногами, за несколько минут сбросили бомбу в траву. Выполнение задания продолжилось. Один за другим оставшаяся группа покинула аэродром взлёта.

Мы идём над Белоруссией на высоте трёхсот метров. Облачность, стоявшая над Смоленском, к этому моменту рассеялась, как и наши надежды на её прикрытие. В серебряном свете полной луны всё освещалось как днём. Спины нашей семёрки блестели белыми отблесками. По кабине красиво двигались лунные тени. Условий идеальнее придумать было нельзя. С земли нашу группу было хорошо видно. В ту ночь я впервые смог детально разглядеть землю под нами. Мы двигались дальше.

В лунном свете отчётливо виднелся огненный мешок, в котором вели боевые действия наши подразделения. Подсвеченные холодным лунным светом столбы огня, клонящиеся ветром к земле, казались более мягкими. Огненно-красные раскаты, бывшие хорошо видны тёмными ночами до этого, теперь представлялись более розового, мягкого оттенка. Снег, выпавший недавно, тонким слоем припорошил всё вокруг. Круто пересеченный рельеф Киевской области то поднимается, то местами опускается, разделенный дорогами, оврагами и ручьями. Он иссиня-белый, лежит в ночной темноте, подсвечиваясь только очагами боев. Вдали огнями города горит Киев. Кажется, прекрасный солнечный день кто-то закрыл синим фильтром. Очень красивое с воздуха зрелище, не будь оно настолько ужасным по своей природе.

Наша первая цель лежала на острие мешка. Мы сбросим зажигалки прямо на головы противника. Группа, ведомая первым самолётом, в полной радиотишине начинает разгоняться перед ударом. Впереди идущие крутые спины самолетов начинают сильнее качаться вверх-вниз. Вскоре, один за другим экипажи начинают подъем на высоту бомбометания. Мы идём прямо над полем боя. Слева и справа пролетают огненные очаги, оставляя в кабине свое красно-розовое свечение. Мы быстрыми фигурами идём над порядками противоборствующих внизу людей. У нас своя задача, но мы часть того ада, который царит кругом.

В какой-то момент справа начинают вырываться огненные факелы, быстро, один за другим, словно кто-то запускает салюты. Это ракеты системы залпового огня. Наша семёрка идёт ровно под белыми тугими хвостами. Их разгонные двигатели гаснут прямо над нами, яркими вспышками разлетаясь по кабине. Это очень красивый и в то же время настолько же ужасный пейзаж. Везде, где хватает зрения, горит земля. Местами вырываются чёрные столбы дыма. Это догорает подбитая техника. Через несколько секунд где-то впереди, мелкими огненными шарами встречаются с землёй выпущенные ракеты.

Время замедляется настолько, что я до сих пор в памяти могу воспроизвести панораму Киевских боев. Мне кажется, я помню каждый горящий куст и каждый остов перекалённого до красноты металла. Впереди начинают рваться зажигательные бомбы первых самолётов. Это не объёмные огненные шары фугасов ФАБ. Это быстрые раскаты огня, разливающиеся пламенем по земле. Ощущение такое, что кто-то лопает наполненные огнём воздушные шарики. Столбы огня исчезают так же быстро, как появляются. Освещая все вокруг лишь на доли секунд. Мы бросаем их прямо на позиции ВСУ, которые быстро исчезают под нашим брюхом.

– 0.5 БК исполнено, десять секунд – докладывает Стальной.

– ПИИИИИИИИИП – протягивает уже знакомый сигнал.

– Кнопку зажал.

– Наблюдаю, сброс!

ПУМ ПУМ ПУМ... с крыла сошли зажигалки. Ещё мгновение и в зеркалах тут же отражается зарево резких вспышек, на секунду ослепляя глаза. Впереди приближается Киев. Время снова приобретает привычный ход. Первые самолёты, один за одним начинают резкий отворот. Теперь они рассеянны маневром, но их все равно хорошо видно. Они словно уступают нашей тройке дорогу, своими тонкими крыльями разрезая воздух перед нами. Вскоре крайний самолёт исчез из моего поле зрения. Мы идём дальше.

– Ну что, теперь следующая – говорит штурман.

На экране тянется длинная прямая, оканчивающаяся кругом. Нам нужно преодолеть ещё около семидесяти километров. Очень странное чувство. Что такое семьдесят километров до какого-нибудь озера, где вы решили отдохнуть с друзьями? Но в то же время, что такое семьдесят километров для тройки Су-34, только что переваливших линию фронта и всё дальше отдаляющихся от своих?

Мы слегка расходимся по фронту и я немного отстаю от группы. Нужно выдержать дистанцию. Мы бомбим одну целью, а значит надо дать пространство для маневра своим товарищам. Впереди упали бомбы экипажа Подгорного.

– Я отхожу...бум пшшшшшшш – резко вырывается в эфир радиостанция Василия Сергеевича.

– Леха, походу Сергеича сбили – говорит мой бывший командир звена.

– Мы...пшшшшш я....пшшшшшшш – на фоне слышится резкие громкие звуки.

Со своей позиции мне не виден самолет подгорного. Я не видел каких либо вспышек, но с самолётом что-то не так.

– Отхожу! ПШШШШШШ – последние слова Василия Сергеевича.

Впереди заиграли красные искры – проснулись автоматические зенитные пушки.

– Леха, их походу из ЗУшки сбили! – говорит Стальной

– Да, похоже на то.

Я вижу как разрываются очередные бомбы.

– Леха, молотилки проснулись! – говорит Олег Максимович.

Я набираю нужные двести метров. Хибины оживают и начинают регистрацию угроз. На экране поочерёдно включились две С-300. Хибины ставят им помеху, над их фигурками горит по одной зелёной стрелочке. Справа быстро пролетает тень.

– Это Сергеич, они еще живы! – радостно кричит Стальной.

Слева, покачивая крылом пролетает экипаж Гончарука. На экране Хибин красным горит слово АТАКА. Нас поставили на захват. В этот момент я сдаюсь. Впереди ведёт огонь зенитка, нас ведут две С-300 ПС. Я принимаю решение об отходе. За что мне до сих пор немного стыдно.

– Железяка, мы отходим!

Я резко ломаю самолет влево. Я разворачиваюсь так быстро, что оказываюсь за самолётом Гончарука. Мы идём практически парой. Я держусь от него справа на небольшом расстоянии отпуская дальше, что бы обеспечить себе безопасность маневра. Как же нас видно!

Неожиданно, из приближающейся посадки вырывается красный столп искр. Зенитка! Она бьёт прямо по Гончаруку, чего тот не видит.

– Железяка, скажи им!

– Понял! Тюбук, Тюбук, по вам зенитка работает! Маневрируй! – кричит он

– Что...

– Работают по вам малотилкой, уходите! – Повторяет Стальной

– Не понял!

Красная волна полощит им в районе брюха, сопровождая своим огнём.

– Я срублю их – говорю я, опуская гашетку пушки.

Позиция для стрельбы у меня ужасная. Из-за малой высоты я не могу спикировать на цель. Я ожидаю, пока зелёная марка прицела полого наползет на то место, откуда ведётся огонь. В тот момент, когда я уже собрался зажать боевую, трассеры прекращаются. Стрелять я не решился. Я бы выдал свою позицию, подставив им свою спину, когда пройду их позицию.

– Стальной, что ты хотел!? – не может ничего понять штурман впереди летящего самолёта.

– Да ничего! Му**ки! – в сердцах крикнул Стальной.

Я не помню как мы добрались до дома. Голова стёрла этот момент из памяти. Подгорный, как потом оказалось, столкнулся с птицей. Она пробила фонарь штурмана, не убив его только потому, что он вовремя наклонился к своим органам управления. Бороться с самолётом, на такой высоте и скорости, при разрушенном фонаре и без связи максимально тяжело. Экипаж чудом не обморозился. Они выполнили аварийную посадку на одном из аэродромов Белоруссии.