Записки штабс-капитана

Продолжение

Записки Штабс-Капитана, [24.11.2025 21:08]
Тишина. Тишина такая, что барабанные перепонки вжимаются во внутрь. Начиная с 24 февраля, на аэродроме кто-то непременно запускался, выруливал, заруливал, взлетал или садился. Здание высотного снаряжения, где мы жили, реагировало на все это тряской окон, дребезжанием дверей и многократным переотражением звуков от пустых стен. В тот день, 8 марта, все было тихо.

Проспал вылет! Все улетели без меня! С такими мыслями я вскочил с кровати. Сквозь ещё не сошедший сон я разглядел своих товарищей, мирно спавших в своих кроватях. На часах семь утра. Это самый разгар начала дня. Но почему все спят? По крыше сухим стуком сыпался крупный горох. Я оглянулся в окно. Наша стоянка, до которой было не больше ста пятидесяти метров, исчезла. Она растворилась в глухой непроницаемой дымке. Из семи бомбардировщиков был виден только нос крайнего самолёта. Небо затянуло чёрными облаками. Периодически из очередного снежного заряда шёл снег вперемешку с мелким градом, он-то и барабанил по крыше.

Погода снова стала нашим союзником. Аэродром замер в этой холодной непроницаемой субстанции. Время остановилось. Машины, которые то и дело снуют по аэродрому - остановились. Небыло и расчетов подготовки, которые обычно бегают от самолёта к самолету. На улице небыло никого. Все пытались воспользоваться шансом на отдых. И только инженеры истребительного полка, сидя сверху на Су-35, ковыряли что-то в верхних капотах двигателей. Им наконец выдалась свободная минутка заняться самолётом. А ещё звенящая тишина, она буквально давила голову.

– Так! – сразу начал ворвавшийся в расположение Николай Владимирович. Увидев еще спящие экипажи он осекся.

– Так! – шёпотом повторил он, глядя на меня – вылеты перенесены на четыре часа вправо. Погоды нет – с этими словами он быстро покинул комнату, хлопнув дверью.

Четыре часа вправо. Это больше на целый час того, что нам выделяли на отдых все это время. В среднем мы детали четыре заправки в сутки. Продолжительность полета, с учётом разной длины маршрутов, составляла не менее часа пятидесяти минут. Два часа, с учётом времени в зоне ожидания над аэродромом. Между вылетами нам оставалось по три часа чистого сна, если вынести за скобки получение задачи, поход к самолету и обратно. Реализовать дополнительное время на отдых у меня не получилось. Организм, привыкший к высокому темпу, отказался продолжать сон. Я пролежал все эти четыре часа, борясь с давящей на голову тишиной.

По прошествии времени, которое в первый раз огласил комэска, ничего не произошло. Погода оставалась без изменений. Стоянка все еще была затянута туманом. Все еще барабанил град. Метеослужба намеревалась объявить штормовое предупреждение на аэродроме, при котором полеты останавливаются до его отмены. Командование всячески препятствовало этому, ожидая улучшения условий хотя бы для взлета, рассчитывая посадку на другом аэродроме.

Летный состав понемногу отходил от продолжительного сна. Каждый проснувшийся непременно интересовался произошедшим. Непременно заглядывал в окно и так же непременно подмечал ужасные погодные условия, благодаря их за возможность отдыха. В то утро я действительно устал посвящать всех вновь проснувшихся в настолько неожиданное начало дня.

Тюбук, штурман самолета, которого чуть было не сбили из зенитки в прошлый вылет, был знаменит своими способностями приготовления блюд в казане. Появившееся время он решил потратить на готовку для всего нашего летного состава. В кратчайшие сроки была развернута импровизированная полевая кухня. Костёр был организован из мелко изрубленной бомботары, которой было великое множество. Деревянная упаковка буквально валялась кругом. Бомбы подвозили под каждую посадку экипажей, готовясь к очередной подвеске вооружения. Буквально горы из деревянных ящиков высились кругом, где только было возможно.

Как только все было организовано, а первая партия мяса отправилась для тушения в казан, вокруг него собралась толпа из подходящих на запах экипажей. Помимо самих полётов, лучше всего летчик о них может говорить .

В собравшейся компании тут же пошли разговоры о том, что было, кто и что видел, кто, как и что делал. Словом, лётчики спешили пересказать друг другу всё то, что каждый видел помногу раз. Непременно обсуждалась тактика действий. Особенности выполнения маневров. Реагирование на угрозы. Мы делились своим небольшим, зарождающимся боевым опытом. Разговоры про особенности выполнения фигур пилотажа уступили место сугубо боевым темам. Мы учились друг у друга.

Лётчики не носят погон. Никто не определит в толпе стоявших пилотов начальника. Наши комбезы одинаковы. В бою нет званий и должностей. Только товарищ, летящий позади, подскажет, когда по тебе ведётся огонь, он же по возможности прикроет тебя своим. Мы на деле это познали. В нашем кругу никто не обращается по званию, только по имени и отчеству. Это правило родилось в горниле Первой мировой, эта традиция поддерживается и сейчас. Полковнику спину прикрывает старший лейтенант. Я ценю эту традицию. Она сплачивает коллектив, она же учит его.

Кто-то нарезал овощи, подкидывая в казан, кто-то резал мясо, кто-то рубил принесённую бомботару. Тяжёлые дни начала СВО отступили. Я снова видел увлечённых профессионалов своего дела, как в тот вечер на гаражной вечеринке в январе 2022. Даже подходящие время от времени снежные заряды не могли испортить нам настроение.

– Ничего, вкуснее будет – приговаривал Тюбук, помешивая только что высыпанные из облаков прямо в казан градины.

Удивительно, как сильно контрастирует такое затишье с днём боевых вылетов. В тот день все вокруг то и дело обращались к своим наручным часам, сверяясь со временем. Я поймал себя на мысли, что делаю это просто так, из-за тревоги. Не оставляло ощущение, что прямо сейчас появится штурман полка или комэска, которые принесут очередные задачи. Что в очередной раз придётся распихивать гранаты по карманам куртки и идти к самолёту. Хотелось растянуть это затишье как можно дольше.

День продолжался. Он тянулся, казалось, вечность. Закончив с обедом, приготовленным на нашей полевой кухне, мы продолжили в местной бане, которая по традиции строится силами полка. На Смоленском аэродроме была одна из лучших бань, что мне доводилось видеть в авиационных полках. В ней мы устроились всей своей бомбардировочной группой. Позже к нам потянулись и истребители. Они рассказывали нам про воздушные бои, которые мы наблюдали снизу, про тактику действий воздушного противника, про открытый в первые дни боевой счёт. Мы рассказывали про наземную войну.

В тот день я кое-что понял. Та адреналиновая игла, на которую мы сели с началом реальных боевых действий, которая впрыскивает в кровь конскую дозу адреналина с пересечением границы, которая заставляет мыслить и действовать быстрее. Которая не оставляет тебя ни на секунду из всего боевого вылета, которая заставляет тебя идти через огонь зениток – плотно в нас засела. Организм требовал этот наркотик. Он требовал стресса и действия. Он не оставлял нас в покое. Нам надо было лететь. Мы не хотели боя, но ждали его. Тишина давила всё сильнее.

ещё кусочек

Записки Штабс-Капитана, [28.11.2025 1:05]
Одним из многих факторов, которые напрямую влияли на логистические возможности ВСУ в зоне нашей ответственности, стала довольно широкая сеть железных дорог. Как минимум три ветки ЖД активно использовались для нужд ВСУ в Киевской области: Ковель – Коростень – Киев, Новоград-Волынский – Житомир – Фастов – Киев и Красное – Жмеринка – Киев.

Все три ветки, находящиеся на западе Киевской области, активно использовались для подвоза техники, боеприпасов, личного состава и ГСМ. При этом, если первая обозначенная мной ветка находилась в пределах нашей досягаемости и активно нами бомбилась, две другие находились в глубоком тылу и поражались только тактическими ракетными комплексами. Этот факт сильно влиял на возможность ведения боевых действий ВСУ, усугубляя положение наших наземных сил, чья логистика находилась в гораздо худших условиях.

С точки зрения действий бомбардировочной авиации, железнодорожная инфраструктура противника является сложной целью. Можно выделить две главные проблемы, напрямую влияющие на результативность боевых вылетов:

– Высокая ремонтопригодность – даже удары по крупным и технически сложным станциям, по типу сортировочных, не приводят к фатальным потерям в системе железных дорог. Полотна быстро восстанавливаются ремонтными бригадами.

– Высокая защищённость таких объектов – станции, особенно крупные, защищается как в общей, так и частной системах ПВО.

Совокупность этих двух основных факторов приводит к временным проблемам, которые обходятся перенаправлением составов по другим веткам. Результативность боевых вылетов мала. Накопительный эффект выражается также очень слабо. Тактически, удары по ЖД инфраструктуре выгодны лишь для нанесения конкретного ущерба. Когда средствами разведки обнаруживаются действительно важные цели, к ним можно отнести составы с вооружением и техникой, эшелоны личного состава, а также составы с ГСМ.

На практике, нашими основными целями стали мосты, узловые и сортировочные станции указанных веток. При этом, в начале конфликта нас отправляли бомбить железнодорожные пути. С ростом интенсивности боевых действий от таких ударов отказались. Нас было мало, а удары по путям не приносят хоть сколько-то долгого результата. Мы быстро перешли на поражение конкретных целей.

9 марта 2022.

– Так, мне нужен добровольный экипаж – встав в центре нашего спального расположения сказал Николай Владимирович.

На минуту в комнате повисла тишина. Я взглядом нашёл Стального. Он кивнул.

– Мы пойдём, Николай Владимирович – подняв руку сказал я.

На КП привычно собирались экипажи. За то небольшое время, что наш полк участвует в боевых действиях, работа по получению задачи отработалась до автоматизма. Штурманы, по прибытии в кабинет тут же получали все необходимые расчёты на заготовленных типовых листах. Координаты, дальности, населённые пункты, расчёт по топливу — всё выдавалось штурманом полка, который всё это рассчитывал заранее. Лётчики собирались у карты для общего взаимодействия. Изучался район выполнения задачи, конфигурация линии боевого соприкосновения, районы известного ПВО.

Не существует какой-то шпаргалки по выполнению боевого вылета. Каждый полет прикидывался отдельно. Мы решали задачу оптимального профиля полета. Вносили предложения и корректировали изначальный план. Роль каждого экипажа проговаривалась. Мы вели боевые действия в условиях отсутствия радиосвязи и тотального превосходства ПВО противника. Каждый маневр должен быть отточен, а действия отдельно взятого экипажа должны идти в соответствии с общим планом. Правильное взаимодействие в группе – залог нашей выживаемости.

– Противник испытывает проблемы с топливом, – начал подошедший начальник разведки, – в этой связи из Польши выдвинулся состав с ГСМ. В районе 24 часов он будет находиться здесь. Карандаш упал на сортировочную станцию в Житомирской области.

– Мы сделаем то же самое, что в прошлый раз на Фастове, – включился штурман. – Основная ударная группа своими действиями в районе переднего края будет отвлекать расчёты ПВО. Новиков, вы поразите станцию, отделившись от группы вот тут, – он карандашом указал точку на маршруте.


– Цель протяжённая. Установите серию в триста метров. Там прикиньте, как состав стоять будет – продолжил он – всем удачи.

Собираясь на борт, меня не покидало чувство тревоги. Житомирская область крепкий орешек. Не такой, как Фастов, но все же. Действовать в группе мне было спокойнее.

– Борт 22, пошли? – спросил Стальной, пряча в карман что-то яркое.

– Что это там у тебя ? – поинтересовался я.

– Ириски – заулыбавшись сказал Стальной, снова достав плитку из кармана куртки – я и тебе взял. На двоих. Углеводы, на всякий случай.

В составе аварийного запаса, который находится у лётчика под креслом, нет еды. Есть лишь запас сладкой карамели в небольшом количестве. Считается, что этого хватит на время спасения экипажа. В короткосрочной перспективе организму нужна лишь глюкоза. Но дело в том, что в наших условиях пешее путешествие бегущего от преследования экипажа не упирается в спасение специальной группой на вертолёте. Там, где мы летаем, нас не спасут. Поэтому мы увеличивали тот скудный запас своими силами.

Подойдя к Белоруссии я обнаружил, что бушевавшая еще вчера плохая погода – отступила. Практически полная луна и отсутствие облачности снова нас демаскирует.

– Баян, наблюдаю воздушную, от вас в азимуте 270°. Идёт с курсом на Юг. Высота три тысячи, скорость восемьсот – доложил дежурный истребитель.

Авиация противника ожила. Хотя её действия не сильно влияли на нашу возможность вести вооружённую борьбу, противник пытался перехватывать наши боевые порядки. В этой связи нагрузка на нашу «крышу» возросла. Истребители противника играли и роль приманки, вытягивая наши истребители в зоны действия ПВО.

– Стальной, это же мы, он про нас говорит – сверив параметры сказал я.

– 810, это наша ударная группа идёт, глаза разуй – монотонно продиктовал оператор Баяна.

– Истребители... глаз да глаз за ними нужен! – нервно выпалил Стальной.

Наш сегодняшний маршрут лежит ближе к Овручу. Основная ударная группа будет бомбить первые эшелоны ВСУ в районе Малина, где идут ожесточённые бои, которые видно из Белоруссии. Нашу заправку мы оставляем сильно слева, обходя антенны Дуги по Западу.

Овруч – небольшой городок в Житомирской области. Как я говорил, вскоре после начала боевых действий, в Овруче была сформирована мобильная группа Буков. Тактическое положение этого небольшого города имела одно преимущество. Город перекрывал своим «куполом» вход в мешок. Нам предписывалось его обходить стороной. Дошло до того, что изначально «выключенный» по ночам населённый пункт, сейчас светился всем своими огнями.

Из-за плотной сети ПВО наша группа имела небольшой простор для маневра. Фактически, мы выбирали лишь то, насколько близко подходить к этому узлу ПВО противника в следующем вылете. При полетах на поражение наземных целей у Житомира, для экономии топлива, нам приходилось идти довольно близко к нему, практически сразу выходя из зоны своих войск.

Для преодоления системы ПВО мы пользовались фактически единственным действенным тактическим приёмом. Группа шла «змейкой», периодически вставая перпендикулярно к известным районам ЗРК. Смысл кроется в физическом смысле работы импульсно-доплеровских РЛС. Принцип Доплера в радиолокации строится на расчёте частотного сдвига цели. Если самолет летит на радар или от него, его частотный сдвиг рассчитывается проще всего. Вычислитель быстро рассчитывает точку встречи ракеты и цели. Мы же своим маневром сбивали расчет нашей радиальной скорости, максимально уменьшая частотный сдвиг. В тот момент, когда я подвожу свой самолет под прямой угол к РЛС, он на время теряет возможность точного расчета параметров стрельбы, считая меня нежелательно помехой. Не давая времени на отстройку радара, я перекладывал самолет в другую сторону, идя зигзагом. Если хочешь остаться жив – маневрируй под прямыми углами. На малой высоте и максимальной скорости. Так мы обходили особо опасные районы, расходуя при этом больше топлива.

Снова наблюдаю как наша группа начинает прижиматься к земле, с разгоном скорости, иду за ними. Экран угроз снова на время «умирает». На таких параметрах полета он бесполезен. Группа двигается по заранее построенному маршруту. Впереди горит граница мешка. Справа то приближается, то отдаляется Овруч. Мы строим свою змейку. В районе Малина я делаю резкий отворот, разворачиваясь к цели.

Мы идём над крупными лесными массивами. На кончиках елей скользит лунная тень нашего самолета. Хочется вжаться в землю. Не покидает ощущение того, что за мной наблюдают. Хорошо виден Житомир, который остался слева. До цели еще около двадцати километров. Сердце усиленно стучит. Уже хорошо видны яркие огни освещения станции. Мы проходим леса и идём над голым полем. Как же нас видно!

– Смотри – пальцем указывает Стальной в район Житомира.

Две яркие звёздочки, оставляя упругие белые хвосты, понеслись в то место, где сейчас летит наша группа.

– По нашим пускают – отвечаю я.

– Цель по курсу, десять километров, оружие включил, главный включил – диктует Стальной.

– Угу.


Мы идём по направлению путей. Яркие огни все ближе. Вскоре становятся хорошо различимые дорожки, их очень много. Все пути, кроме одного – пустые.

– Наблюдаю цель – говорю я. Огромная чёрная гусеница, из нескольких десятков топливных цистерн, стоит в середине станции.

Особенностью бомбометания в серии является то, что необходимо выдержать время отцепки бомб. Они падают таким образом, чтобы накрыть тот отрезок длины серии, который введён в бортовой компьютер. Это значит, что необходимо набрать минимальную безопасную высоту в шестьсот метров, что обезопасить себя от своих же осколков. При этом, когда сойдёт последняя бомба, мы будем за целью. Идеальные условия для нашего поражения.

Подойдя ближе я заметил, что прицельная марка, которая лежит на местности по координате, находится левее от цели. Сделав пару манипуляций, маневром самолёта я накладываю прицел ровно в центр состава. От этой точки компьютер рассчитает по сто пятьдесят метров в обе стороны. Накрыв центр шестью ФАБ-500 мы уничтожим весь состав. От прямого воздействия и вторичных детонации.

Когда ты идёшь к цели, хочется пройти как можно ниже и как можно быстрее. Кажется, что вот вот в тебя прилетит ракета или зенитный снаряд. Тем не менее я делаю короткое движение ручки на себя, быстро набирая шестьсот метров, удерживая прицел в центре этой топливной гусеницы.

– Параметры норма, ПР горит, к сбросу готов – диктует Стальной.

– ПИИИИИИП

Я зажимаю боевую кнопку. Таймер сброса падает на ноль. Поочерёдно, с большим интервалом начинают сходить бомбы. Слева направо, от внешних узлов к внутренним. Тяжёлые бомбы одна за одной уходят вниз. Самолет покачивает облегченным крылом. С моего КАИ поочерёдно гаснут точки подвески. Как же долго! Ну, давай, последняя! Взрыватели бомб установлены на малое замедление.

– Отходим – дождавшись последнюю бомбу говорю я.

Привычным маневром я переламываю самолёт в сторону от цели.

– Давай туда! – указывает в черную пустоту Стальной.

Я развернул самолет на 180° от цели. Начинают рваться упавшие бомбы. Кабина озаряется вспышками яркого света. Мы идём обратно, параллельно путям. Картинка до сих пор осталась в памяти. На рыжеватых, сильно освещенных рельсах стоит состав из множества цистерн. Центр всего состава превращен в один сплошной огненный шар. Огромный столб дыма быстро поднимается к небу. Поочерёдно начинают вспыхивать оставшиеся цистерны. Ярко как днем. Завороженный таким зрелищем я не отрываю взгляд до тех пор, пока станция не скрывается за обрез фонаря. Небольшие вспышки продолжают догонять самолет.

Состав уничтожен.

Ну он же в основном для обывателя пишет. А не для авиационных специалистов.

Продолжение
Записки Штабс-Капитана, [30.11.2025 21:33]


К 10 марта наш полк, а вернее сказать, бомбардировочная группа, выполнила около ста семидесяти вылетов. Мой личный счётчик перевалил за двадцать. Вот ещё одна особенность воздушной войны высокой интенсивности – то, что сначала вызывает бурю эмоций, превращается в тяжёлую работу. Дни шли настолько быстро, что легче было считать свои вылеты. Передышка 8 числа осталась так далеко позади, что её уже никто не помнил. И хотя общее число вылетов было невелико, в экипажах копилась огромная усталость. Конвейер войны развернулся на полную мощность. Нам никто и не думал давать передышки. Её не было и внизу, в проклятом мешке творилась настоящая мясорубка. Сколько нам ещё предстоит? Никто не знал. Очередной день начинался и заканчивался в кабинах самолётов.

Интересная деталь. Ещё до убытия на учения, впоследствии переросшие в боевые действия, я со своим командиром звена решили приобрести гладкоствольные карабины под патрон .366ТКМ для практической стрельбы. Особенностью выбранных нами карабинов был псевдонарезной ствол типа Ланкастер. Он не имел нарезов как таковых, но имел стабилизирующие прямые желоба.

Трагические события в Казани в 2021 году привели к ужесточению Закона об оружии, приравняв стволы типа "Ланкастер" к нарезному оружию, которое недоступно новичкам. Закон должен был вступить в силу в начале лета 2022 года. Командир эскадрильи, Николай Владимирович, успел приобрести подобный карабин, чему мы по-хорошему завидовали, ожидая, что учения не продлятся больше, чем было заявлено, и мы успеем оформить покупку до вступления Закона в силу.

– Ну что, Леха, успеем, как думаешь? – спросил однажды командир звена.

– Похоже, что нет – с досадой заметил я. Все понимали – это только начало.

Многие вылеты я оставляю за границами своего повествования. И хотя все они были весьма напряжёнными, мозг сохраняет в памяти только самые яркие из них. Таким вылетом стал ночной полёт 10 марта 2022 года, напрямую повлиявший на ведение наших боевых действий в будущем.

В ту ночь мы получили привычную задачу по уничтожению пунктов временной дислокации противника в Житомирской области. В этом же вылете мы должны были частью боекомплекта поразить передовые позиции противника. Вечерние вылеты сильно перенесли. Они стали ночными, при этом самолёты были завешены четырьмя фугасными авиабомбами ФАБ-500 М62, двумя ракетами воздух-поверхность Х-29ТД и подвесным подфюзеляжным топливным баком.

– Так, экипажи, внимание – начал привычно штурман полка – под самолёты подвешены Х-29. Очевидно, что использовать их обычным образом вы уже не сможете. Пустите их неуправляемым пуском. Первая цель – ПВД противника приметная – комплекс сооружений. Их даже ночью увидите. Бомбы на вторую цель, не перепутайте – закончил тот.

Я подошёл к карте. Границу мы должны были преодолеть в районе белорусского Мозыря. Это западнее нашей обычной точки входа. Чернобыль останется сильно левее. Мы практически не затронем свою территорию. Такие полёты я не особо любил. Мы лишаемся короткого интервала безопасности, где ещё возможны действия спасательных команд. Пройдя рядом с Овручем, мы должны будем выполнить пуск ракет по скоплению зданий, затем развернуться в сторону Малина, дойти до заданных координат, сбросить четыре бомбы на передовые порядки противника и начать отход уже через знакомый мешок. Маршрут напоминал кольцо. Задача была ясна.

Взлетать с таким арсеналом сложно. Даже в условиях отрицательных температур мой старичок не хотел отрываться от земли, довольно долго разбегаясь с уже поднятой носовой стойкой. В этом вылете я со Стальным был четвёртым. Привычно собравшись ещё до первой границы, наша шестерка колонной самолётов шла к заданным целям. Над Белоруссией снова стояла хорошая погода. Ярко светила луна. Настолько ярко, что вдали она красиво отражалась в Киевском водохранилище. Условия для пуска ракет были, для нашей маскировки — нет.

Привычно погасают бортовые огни снижающихся самолётов. Прекращается радиоэфир. Мы проходим границу. Луна светит практически в лицо, так ярко, что хочется опустить светофильтр. Заправки – освещённой станции ЧАЭС – уже не видно. Рельеф тут сильно прогибается. Идя над верхушками синих от лунного света деревьев, мы спускаемся в ложбину. По военным меркам под нами недалёкий тыл. Чернота, без привычных пожарищ боёв, нагнетает обстановку. Впереди горит огонёк, он остаётся по правую руку. Это Овруч. Там несколько блуждающих буков. Мы идём змейкой, то и дело отворачивая в стороны. Сверху мы похожи на змею во время её движения. Сложно сказать, работает ли режим подавления на Хибинах, их радиогоризонт схлопнулся. Я приучил себя не смотреть на количество регистрируемых угроз. Но на режим подавления я всегда обращал внимание. Он молчал.

В ту ночь небыло тяжёлой синтетической, как я ее называл, помехи. Ее ставят самолёты НАТО. Она лишает нас возможности любой связи. Высокий писк встраивается в абсолютно каждый канал. Маневр ими не помогает. Это хороший знак. Возможно нас еще не заметили. Только крики детей, которые украинцы ставят нам на каналы управления, сильно надоедают.

– Кто-то летает на нашей высоте, будьте аккуратны – произносит в эфир комэска.

– Опять верты на наши высоты залезли – говорю я Стальному.

К моменту этого вылета обстановка дошла до того, что вертолётчикам давали высоты входа выше, чем нам. Наша нижняя граница в ночное время устанавливалась в пятьдесят метров. Но старались держаться ниже. Вертолётам давали выше, но они иногда пересекались с нами. Иногда доходило до того, что вертолётчики резким отворотом уступали нам дорогу. Ситуация напоминала движение по перекрёсткам.

– Смотри в оба – говорю я Стальному, когда неожиданная чёрная тень пробежала по нашему фонарю.

– Тень сильно большая для...– не успеваю сказать я.

– Влево! – неожиданно кричит Стальной

Я инстинктивно дёргаю ручку на себя с отворотом влево. Прямо в этот момент дорогу мне режет огромный планер Су-27. Его узкий нос проходит рядом с кабиной. Я не сразу понимаю картину происходящего.

– Тут кто-то есть! – докладывает кто-то из наших.

В том вылете нам не выделили воздушное прикрытие. Да и не летают наши истребители на таких высотах.

– Баян баян, 436, подскажите этим бакланам, что рядом летают, что б на свои высоты вернулись! – прерывая радиоэфир кричу я операторам А-50.

– 436, я Баян, не понял вас.

– К нам кто-то подлетел, посмотрите кто, пускай свои высоты займут!

– Секунду, 436... среди вас нет наших. Это не наши, 436 – отвечает мне Баян.

Разбирая этот случай мы пришли к выводу, что это были украинцы. Они часто пытались нас перехватывать. Но на таких высотах, на фоне земли да еще и под таким ракурсом, их устаревшие радары работали плохо, рассчитать стрельбу для ракет с РГСН они не могли. Между тем, группы, действующие рядом, в последние дни отмечали пуски по ним ракет ближнего боя. Это всё, на что могли рассчитывать перехватчики в таких условиях. Впрочем, пролёт рядом со мной Су-27 ВВС Украины – единственное, на что пошла та пара перехватчиков. Почему они не решились открыть огонь – я не знаю. Возможно, они хотели нас рассеять.

– Это Су-27, говорю я по своей радиостанции – Внимательнее будьте!

Трудно передать, что испытываешь в такие моменты, когда противник охотится на тебя. Но группа продолжила выполнение задачи. Наш строй лёгкой мишенью не был. Маловысотный перехват маневренной скоростной цели сложен даже с рабочей РЛС. Догнать же Су-34 на малой высоте, который идёт на скорости, близкой к тысяче, из той позиции, в которой они себя обозначили, практически невозможно. За виток их виража мы уже были далеко, скрываясь за рельефом и густыми лесами. Но ощущение нависшей со спины угрозы, когда хочется оглянуться, не покинуло до самой посадки..

Мы прошли лесистую местность севера. Под нами открытые поля. Кто-то впереди сильнее прижимается к земле. Виднеется освещенный Житомир. Мы сейчас буквально под носом у местных расчетов ПВО. Какой же долгий маршрут. Пора разгоняться. Строй начинает сильнее пошатываться. В какой-то момент мы разом разворачиваемся для атаки. Мы уже не идём друг за другом, перейдя практически во фронт самолётов. Справа сверху оказывается самолёт товарища. Мы одновременно занимаем высоту минимального пуска.

– Где они? – всматриваясь в рельеф спрашиваю я Стального.

– Погоди, сейчас покажу – говорит штурман, уставившись в свой пульт управления.

У меня на стекле прицела появляется зелёный квадрат с точкой. Он лежит в том месте, где находится цель. Теперь я вижу её. Комплекс из небольших зданий, который до войны, возможно, был летним лагерем. Их особенно любили для обустройства ПВД. Цель чёрным пятном лежит на светлой, освещённой луной земле. Её хорошо видно.

В таком тесном строю применять вооружение всем разом опасно – всегда есть риск схождения самолётов. В группе действует правило – открывать огонь согласно очередности вылета. Как бы небыло – пускать ракету вне очереди значит подвергнуть опасности товарища рядом, в добавок расстроив всю группу.

– Ну давай же – говорю я.

Впереди вспыхивают два огромных шара. Включились двигатели ракет первого экипажа. Они горящей стрелой понеслись к цели, оставляя жирный плотный хвост. Потом еще и еще. Небо озарилось огненными шарами. Наша очередь.

– Включай ручную дальность – говорю я штурману, удерживая положение прицела.

– Включил!

На прицеле загорелся индекс ПР. Мы готовы, но впереди ещё один экипаж. Он справа, но пускает свои ракеты перед моим экипажем. Я вижу, как уходят два тяжёлых огня. Делая резкий отворот, самолёт моего товарища с резким креном уходит в сторону от меня, прижимаясь к земле.

– Пуск – говорю я, зажимая боевую кнопку.

– ВУУУУУУУХХХ – Ракеты сошли с мест крепления. Кабина в момент пуска ярко освещается. По планеру проходит лёгкая дрожь.

Мои огненные стрелы несутся в уже пылающие здания. Я резко направляю самолёт вниз. Мы быстро снижаемся к земле. Глаза, отходя от ярких вспышек, начинают различать поблескивающие фигуры. Изогнутые спины наших бомбардировщиков отчётливо видны. Мы немного рассеяны по местности, но сохраняем порядок.

– Давай к следующей – говорю я не отвлекаясь от пилотирования.

– Уже включаю – отвечает Стальной.

На стекле ИЛС загорается зелёная стрелочка задатчика курса, она ведёт меня к следующей цели. Мы идём с запада на восток. Режем территорию противника в сторону мешка. Впереди уже виднеются выходящие из-за складок местности пожарища боёв. Вдалеке яркими огнями горит Киев. Заходить с такого ракурса всегда сложно. Мы доподлинно не знаем положение наших сил. Координаты цели выданы за несколько часов до вылета. При заходе со стороны противника особенно важно выдержать чёткость параметров, перелетевшая цель бомба упадёт на нашей территории.

Мы снова собираемся в подобие фронта. Цели находятся близко друг к другу, еще немного и я увижу разрывы первых бомб. Я заранее набираю необходимую высоту. Счётчик дальности стремится к нулю.

– На боевом, курс с учётом сноса верный – диктует штурман.

– Понял.

Мы скользим над противником. В нашу сторону летят многочисленные залпы разных калибров. Небо заполнено трассерами. Мы находимся на острие атаки. Внизу ожесточённо ведёт бой наша пехота. Ад властвует тут. Сейчас мы лишь орудие. По ложбине, находящейся чуть ниже линии пожаров, разносятся огненные шары. Первые самолёты сбросили бомбы. Мощные фигуры двух Су-34, освещаясь светом луны, круто уходят влево, в сторону границы.

Слева от меня, не намного впереди, идёт машина старшего лейтенанта Никитова, моего друга и товарища по лётному училищу. Мы бомбим почти одновременно, я влетаю в пожар его бомб. Практически одновременно начинаем крутой отход. Я веду свой самолёт так, чтобы не обогнать его. В мои обязанности входит обеспечить безопасность его манёвра, так как он не видит моего местоположения.

Фигура его самолета выравнивается относительно линии горизонта и тут же начинает разгон. Я поступаю так же. Он сильно отдаляется от меня. Теперь ничего не мешает мне дать полную тягу. Я перемещаю РУДы вперед. Самолет заметно ускоряется. Пора покинуть этот район. Я ненадолго включаю удержание высоты и курса. Проверяю расчет топлива на посадке. Сверившись с показаниями, я снова беру управление. Мы идём по небольшой ложбине. Слева и справа от нас — доминирующие высоты, поросшие редким лесом. Неожиданно справа в воздух взметнулись два огненных шарика. Они быстро летят в то место, где должен быть Никитов. Ракеты идут быстро, оставляя за собой кручёный по спирали белый след. Такой след оставляют ракеты ЗРК «Оса». Мы иногда видели их. Они прикрывают армейские порядки первого эшелона.

В синеве яркой от луны ночи, будто бы кто-то чиркнул спичкой. Короткий сухой хлопок света. Через помехи начинает прорываться голос Никитова, который вскоре затихает.

– Никитова сбили – говорит Стальной то, в чем я сам боюсь признаться.

До границы еще сто километров! Шансов на спасение у них практически нет. Мы проходим эти белые, весящие в воздухе жгуты, я круто отворачиваю вправо, в сторону комплекса, что бы быстрее выйти из их поля зрения. Пройдя змейкой, круто обогнув то место, откуда ушли ракеты, я возвращаюсь на прежний курс.

Неожиданно справа от меня появляется широкая фигура Су-34. Он клонится на правый бок и вот-вот встретится с впереди растущим лесом. Он идёт, переваливаясь с крыла на крыло. Видно, что он резко потерял скорость. Лётчик выжимает всё из погибающего самолёта. Хоть бы они смогли перевалить границу.

– Это они! – радостно кричу Стальному.

Мы обходим их темную фигуру. Им ничем не поможем. Но я действительно очень надеялся, что они смогут дойти хотя бы к нашим, в район ЧАЭС. Полет до аэродрома вычеркнут из памяти. Помню, что после заруливания, я сообщил инженерам про потерю борта. По их информации, которая к счастью подтвердилась, они смогли перевалить границу.

Ракеты сильно повредили мотогондолу правого двигателя. Вторая гидросистема, запитанная правым двигателем, вытекла моментально. Вся электрика правого двигателя вышла из строя. Левый двигатель сильно пострадал от вторичных осколков. Первая гидросистема тоже начала течь. Самолет практически лишился управления. Электрика правого двигателя получила сильные повреждения, лишив экипаж радиосвязи и всех приборов. Текли топливные баки. Оценив примерное положение самолета, его нахождение над Белоруссией, Никитин привел в действие систему катапультирования. Экипаж покинул кабину. Штурман при этом получил перелом правой ноги. Их подобрала команда спасателей, прилетевших на вертолёте.

Эта потеря вынудила командование поднять высоту выполнения задач. К тому моменту, наша авиация несла потери из-за средств ПВО малой дальности. Было решено оставить нас вне поля их зоны действия. На средних и больших высотах мы начали свою борьбу с более тяжёлым противником.

В добавок к сбитому в начале экипажу, экипажу Подгорного, ожидающего замены фонаря на другом аэродроме и сбитого экипажа Никитова, в нашем спальном расположении пустыми находились уже шесть кроватей. В строю оставалось шесть самолетов.