Фрагмент рассказа «Подобранные с воды» (1991 г.)
«Мне посчастливилось быть многие годы в хороших отношениях с капитаном «Сталинграда» Анатолием Николаевичем Сахаровым, человеком величайшей порядочности, интеллигентности, отличным моряком. Он был несколько старше меня, грамотнее, неординарен в поступках, перед начальством спины не прогибал, и при встречах с ним я всегда находился в состоянии почтительной настороженности.
Сахаров - коренной архангелогородец, до революции учился в частной гимназии, воспитывался в семье Николая Максимовича Сахарова, известного мореплавателя, капитана судна «Святой мученик Фока», который был соучастником памятной экспедиции к Северному полюсу и свидетелем трагедии Георгия Седова. Все это, очевидно, наложило определенный отпечаток на личность Анатолия Николаевича как человека и моряка.
Мой хороший знакомый В. А. Плавинский, бывший старшим механиком парохода «Сталинград», в своих воспоминаниях характеризовал Сахарова как человека «с прямым независимым характером». От¬зыв лестный, учитывая, что именно эти человеческие черты в те лихие времена, усиленно подавлялись.
В 1942 году, когда «Сталинград» готовился в Рейкьявике к рейсу на Архангельск, Сахарову было 35 лет - золотой возраст для капитана. Он ясно сознавал, что предстоит рейс буквально верхом на пороховой бочке: кормовые трюмы были забиты банками с бездымным порохом, в носовых - артиллерийские снаряды, а на палубах, словно приманка для противника, красовались самолеты «Харрикейн» и 20 танков типа «Валентин». Увеличивалась ответственность еще и тем, что на борту находились 36 подобранных с воды моряков, в том числе с «Родины», Да и просто пассажиры, вплоть до дипломатов.
7 сентября конвой РО.-18, состоящий из 40 транспортов под сильным охранением, снялся из Исландии к берегам Русского Севера. Эскорт возглавлял линкор «Дьюк оф Йорк», в него входили авианосец «Авенджер», эсминцы, тральщики. Первые дни караван двигался незамеченным, но такую армаду утаить было крайне сложно, и вскоре начались регулярные налеты фашистской авиации и атаки подводных лодок. Трое суток не было отбоя тревоги, трое суток люди не снимали спасательных жилетов.
13 сентября в районе острова Медвежий при очередном нападении пароход «Сталинград» был торпедирован в машинное отделение. Удар был смертельным, и судно начало стремительно терять плавучесть. Капитан Сахаров, естественно, находился на мостике и после дачи распоряжения «всем покинуть борт судна» привязал тягу от парового гудка к поручням, и над морем раздался прощальный протяжный гудок.
Плавинский пишет: «Капитан Сахаров, храня морские традиции, находился на верхнем мостике до последней минуты». Выражение «до последней минуты» здесь не совсем неприемлемо - судно находилось на плаву всего 4 минуты, оно тонуло быстро, на раздумья времени не было, и моряки покидали его кто как мог.
Стармех Плавинский прыгнул за борт с кормы парохода, матрос Седунов соскользнул в воду по концам болтавшихся шлюпталей. Капитан покинул борт в самый последний момент. Очевидцы говорили, что он спасся чудом, умудрившись отплыть от образовавшейся над тонущим судном воронки, которая стала местом гибели 21 человека. Людей подбирали с воды маленькие тральщики и корвет «Капленд», а вот капитан Сахаров оказался с матросом Седуновым на эскадренном миноносце «Джи-61» - корабле, не приспособленном к спасательным операциям.
Среди союзных моряков, а потом и среди наших расползлись слухи, что якобы Сахаров оказался на эсминце не случайно, что в момент гибели «Сталинграда» мимо проходил линкор «Дьюк оф Йорк» и сам адмирал Фрезер приметил одинокого человечка на мостике почти ушедшего под воду судна, и когда тот бросился в воду, последовал приказ: «Любой ценой подобрать этого человека! Он не должен погибнуть...» Мне просто хочется в это поверить, ибо знаю, что англичане всегда были отменными моряками. На моих глазах они в шторм бросались в воду и спасли 19 человек с погибшего транспорта «Ирич». Короче, эс¬минец выполнил приказ, и, как бы в подтверждение этой версии, уже в Архангельске, словно гром средь ясного неба, пришло сообщение от посла Великобритании, что капитан Сахаров награжден высшей английской наградой за боевые заслуги - крестом «За боевые заслуги»!
Орден весомый и престижный. Вручается он под гром военного оркестра, дает право на внеочередную аудиенцию у короля и ежемесячное денежное вознаграждение. Полицейские и другие служебные лица «при форме» обязаны отдавать обладателю креста честь. Были и другие привилегии.
С получением этого сообщения все забурлило. «Система» пришла в негодование: как так? Наградили без согласования с нами! Почему его? У нас есть более достойные... Одна светлая голова, привыкшая повелевать, предложила Сахарову отказаться от получения ордена, на то последовал ответ: «От получения валюты могу отказаться - от ордена никогда... Он останется в России». Тогда всплыло на свет якобы существующее положение, что иностранные кресты граждане СССР имеют право носить только при наличии и вместе с советскими орденами, которых у Сахарова не было и, кстати, не будет до конца дней его. Ответ не заставил себя ждать: «Что ж, пусть лежит в шкатулке».
Непокорность этого человека возмутила тех, кто привык диктовать, и Сахаров впал в немилость. Его судьба оказалась очерченной роковым кругом, из которого он так и не смог выбраться. По окончании войны в личном деле капитана можно проследить перечень всех каботажных судов и ни одного постоянного, о плавании же за границу и разговора быть не могло - табу было наложено намертво.
Следует признать, что для многочисленных начальников Сахаров был далеко не сахар. Приведу только один пример. После окончания войны у нас на торговом флоте еще существовали гауптвахты - карцеры, куда сажали пьяниц, хулиганов, прогульщиков. Одну зиму Сахаров капитанил на маленьком пассажирском пароходе, совершавшем рейсы по точкам Мурманского побережья. Перед выходом в очередной рейс на судне забарахлило рулевое устройство, и он потребовал ремонта, что ставило под угрозу выход в море по расписанию. Мурманчане пожаловались на несговорчивого капитана архангельскому начальству, которое приказало Сахарову немедленно выходить в рейс.
Однако они не учли, с кем имеют дело, и получили категорическое «нет». Реакция была незамедлительной: капитана заменить, судно направить в рейс. Сахарова посадить на 10 суток на гауптвахту. Приказ был выполнен четко, судно в рейс направилось, но в море, на волне, рулевка окончательно вышла из строя, пароход понесло на камни, и пришлось подавать в эфир «SOS». Все кончилось тем, что судно вместе с натерпевшимися страха пассажирами на буксире приволокли обратно в Мурманск, а начальники получили от министра очередную нахлобучку. Они, естественно, рассвирепели и затаили обиду: мол, ну, крестоносец, погоди!
В 1942 году после гибели парохода «Сталинград» Сахарову надели погоны лейтенанта и направили на Северный флот, где он до окончания войны верой и правдой служил морским военным лоцманом. Должность эта была нужная, ибо обстановка на театре постоянно менялась, связь с постами и кораблями требовала четкости, и с военной точки зрения ее некоторая засекреченность от союзников, даже от нас, была оправданна. Капитаны большинства союзных судов с пониманием и доверием относились к морским военным и лоцманам, но встречались и ворчуны, чье самолюбие задевало, что те им не все сведения выкладывали, которые их интересовали. То были в основном пожилые капитаны, которые, храня старые традиции, не забывали подчеркивать, что капитан всегда «сэр», а лоцман только «мистер пайлот».
Морские лоцманы находились на проводимых ими судах иногда неделями, и отношение к ним определялось по мелочам, постепенно.
В тот рейс, о котором пойдет речь, климат на британском судне выявился сразу, когда Сахарову выделили каюту на нижней палубе, вдалеке от мостика - попрыгай-ка вверх и вниз. Тон всему задавал капитан, а офицеры были вынуждены вторить старпому, и от натянутости в отношениях все чувствовали себя неуютно.
Однажды лейтенант Сахаров в дурную погоду задержался на мостике и опоздал к обеду. Он снял промокшую куртку и, оставшись в толстом грубошерстном свитере, направился к своему месту за столом. У капитана появился шанс для очередного укола, и он подчеркнуто вежливо процедил: «Извините, но у нас в кают-компании не принято появляться в рабочем платье». Такое мог проглотить не всякий, тем более Сахаров, который сразу же повернулся и ушел к себе в каюту. Вскоре он вернулся при галстуке, в форме и уверенно сел к столу - на его груди поблескивал массивный крест «За боевые заслуги».
Дальнейшие события протекали стремительно. Большинство англичан - консерваторы в хорошем смысле этого слова: они ревностно чтут традиции, уважают свои законы, отдают дань заслугам перед королевством. В кают-компании воцарилась тишина. Первым прервав обед, встал капитан, за ним вытянулись все офицеры. Думается, что Сахаров был к этому внутренне подготовлен и после краткой паузы с достоинством произнес: - Благодарю вас, господа... Пожалуйста, садитесь!
То был, пожалуй, один из немногих случаев, когда этот злосчастный орден сослужил Анатолию Николаевичу добрую службу».