Военный фольклор, юмор и вообще околовоенный флуд...

Группа советских войск в Германии, тысяча девятьсот восемдесят затертый
год. В городе Дрездене наши военные приглашают немецких офицеров
на празднование 7 ноября в гарнизонный клуб-актовый зал. Очень
ответственное мероприятие - как-никак официальное международное действие
с политическим окрасом. Как положено - сперва официальная часть, потом -
банкет. Для доклада из "центра" прилетает целый генерал-лейтенант.
По обыкновению, в рамках доклада ему подготовлен текст на несколько
десятков страниц - об успехах нашего социалистического общества,
о крепнущей интернациональной дружбе между нашими странами, о важной
миссии, выполняемой нами в Восточной Европе и т.п.
Переводчиком доклада назначили одного лейтенанта, очень интеллигентного
молодого человека, страстно влюбленного в немецкую культуру и язык и слабо
приспособленного к несению военной службы. Никакими подвигами он никогда
не отличался, и чтобы его заметили (и может быть продвинули по службе),
ему необходимо было понравиться "генералу из Москвы". С превеликим
усердием он синхронно переводил четырехчасовой доклад немецким коллегам,
которые, взяв всю свою волю в кулак, старались не заснуть и не вызвать
международный скандал. Немецкие офицеры - люди воспитанные и поэтому
старались изобразить на лице заинтересованное выражение. Но к концу
четырехчасового доклада даже выступающему генерал-лейтенанту стало
очевидно, что аудитория находится в предкоматозном состоянии.
Дабы чуть-чуть разрядить обстановку, в заключение локлада, он решил
рассказать анекдот... Молодой переводчик, чтобы не пропустить
идеоматические фразы и лучше передать смысл анекдота гостям, сперва
выслушал весь анекдот, а после решил перевести... После долгой паузы,
заикающимся голосом он выдал на немецком языке то, что только через
несколько лет решился рассказать своим друзьям:
- Уважаемые гости... Только что, в заключение доклада, мой генерал
рассказал вам анекдот, смысл которого я не понял даже на родном языке.
Если у вас есть хоть капля сочувствия ко мне, я прошу не "сдавать" меня
начальству и поаплодировать выступившему докладчику...

Обычно выдержанные немцы сползали от смеха со стульев и радостно
аплодировали окончанию их муки. Генерал был доволен - доклад удался!
А старлей через месяц обмывал капитанские звездочки.

 

В одной воинской части царило ужасное расп**дяйство: солдаты бегали в самоволки, пьянствовали и даже не отдавали честь за пять-шесть шагов. Комиссия нашедшая положение дисциплины аховым, доложила куда следует и решением штаба округа поменяли весь командный состав, а во главе поставили полковника о котором ходила черная слава: мог дать по морде даже офицеру, а уж солдат вообще воспитывал только кулаками и гауптвахтой.

Через полгода вновь проверка нагрянула, и что же видит комиссия? Идеальную воинскую часть с покрашенными кирпичиками в красный и белый цвета на бордюрах, подстриженные газоны с тюльпанами, в тумбочках только бритвенные принадлежности и Устав. И что самое поразительное: солдатики строем ходят даже в сортир и отдают честь офицерам, переходя на строевой шаг!

Ну, как водится после проверки, - банкет, то-сё, благодарность полковнику, обещание ходатайствовать о продвижении в должности до комдива, грузятся в Уазик и поехали на вокзал. А в Уазике кроме троих проверяющих и водилы больше никого нет. Разомлела комиссия и заговорила благодушно с солдатиком, сколько мол служишь, да как живется.

Солдатик вначале отмалчивался , а потом разговорился, рассказывает, что мол дисциплина железная и никаких нарушений. А комиссия спрашивает: чего мол вдруг все сознательные стали и что мол даже водку не пьете?

- Нет говорит солдатик, жизнь дороже, мне три месяца дослужить осталось, хочу живым вернуться.

- В смысле живым, - насторожилась комиссия, ну накосячишь, с кем не бывает, наругают и всё?

- Ага, грустно улыбнулся солдатик, если бы не расстреливали, то может быть и расслабился.

- Как расстреливали? Чё несёшь то?

И рассказывает боец, что было построение после прибытия нового командования и зверь- полковник с трибуны пообещал жестко карать нарушителей воинской дисциплины, вплоть до расстрела.

Ну поржали бойцы: чё средние века штоле и давай бухать по-новой и дальше безобразия нарушать.

А через пару дней новое построение: вышел полкан на трибуну, руки за спину, похаживает, сапогами скрипит, глазами зырк-зырк. А рядом начштаба командует:

— Рядовой Пупкин и сержант За**пкин, выйти из строя!

И зачитывает приказ по части:

- За нарушение воинской дисциплины, выразившемся в распитии спиртных напитков в казарме во время несения наряда приговариваются к расстрелу, приговор привести в исполнение немедленно.

Все: ЧО?

Вдруг выходят строевым шагом пятеро офицеров с карабинами, выдернули из строя За**пкина с рядовым, сорвали погоны прислонили к стене бокса и залпом застрелили на глазах у всех. Подогнали буханку, куда прапорюги со сверчками загрузили трупы, сами с лопатами сели внутрь и уехали.

О=уевших солдат развели по казармам и предупредили о неразглашении. С тех пор дисциплина значительно улучшилась, при малейшем косяке виновные представали пред очи комвзвода, падали на колени и умоляли дать шанс исправиться, только что б полкан не узнал.

Закончив дозволенные речи солдатик о=уел, что проговорился дядям, дяди из комиссии о=уели еще больше и через неделю приехали вновь с особистами округа.

Не буду томить честной народ: понятно, что все это было инсценировкой: пойманных на пьянстве Пупкина с За**пкиным припугнули дисбатом и предупредили, что если им не поверит Станиславский, то следующий год они запомнят на всю жизнь, а подушка не будет просыхать от слез. Парни сделали все как надо и загруженные в буханку поехали в другую воинскую часть. Как поступила высокая комиссия я не знаю, потому как прапорщик, рассказавший эту историю через неделю заменился в другой округ, а только наш комдив-полковник, долго не получал генерала. А еще он любил играть с нами в футбол, только почему то все ему пас давали, даже футболисты из команды соперников, а когда он выходил к воротам - вратарь изображал из себя больного ДЦП, и забив с пяток голов, комдив уходил к себе в штаб, а мы вытирали пот со лба и переглядывались: "Можно ещё послужить".