Греческие источники
Больше доверия современные ученые испытывают в отношении информации о широком распространении в Риме мператорской поры египетских культов Сераписа и Изиды. Эта информация достаточно подробна, чтобы можно было восстановить даже мелкие детали богослужений (см. [4], стр. 721—731). Однако более внимательное исследование выявляет, что источник этой информации один — известное сочинение Апулея «Золотой осел». Возникает вопрос, можно ли этому сочинению так безоговорочно доверять?
Прежде всего, мы тут натыкаемся, как и постоянно бывает в древней истории, на чудо.
«В 125 году по Рождестве Христовом, — говорят нам, — родились два человека по имени Светлан. Первый Светлан
назывался по-латыни Люций, второй назывался по-гречески Лукиан, что значит то же самое...
Латинский Люций-Лукиан назывался Апулейским (Апулеем), по южно-итальянскому полуострову Апулии, а второй назывался Самсатским, будто бы по городу Самсату на реке Евфрате в Сирии. А самым удивительным здесь было то, что оба они, несмотря на такое далекое расстояние друг от друга, написали один по-гречески другой по-латыни (и оба прекрасно развитым слогом Эпохи Возрождения) тот же самый замечательный, фантастический и довольно скабрезный роман «Золотой осел»...» ([4], стр. 732).
Оба романа начинаются практически одинаково (если не считать расхождения в именах) с истории превращения героя в осла, но латинский текст отличается большей подробностью и большим числом вставных, фантастических и непристойных новелл.
Например, в греческом тексте отсутствует знаменитая легенда об Амуре и любопытной Психее, вдохновившая целый ряд писателей и художников нового времени от Кальдерона до Богдановича. В целом латинский текст раз в восемь длиннее греческого.
Злоключения героя в образе осла достигают кульминации, когда его заставляют публично на арене цирка демонстрировать искусство любви с какой-то женщиной. Но тут (в греческом тексте) на глаза ему попадаются свежесорванные розы, которые снимают чародейство и герою возвращается человеческий облик. В латинском же тексте герой просто бежит с арены. В отчаянии он взывает к Изиде, после чего следует несколько страниц подробнейших описаний службы в храме Изиды, которая в конце концов освобождает героя от заклятия.
Морозов, приведя соответствующий текст Апулея, пишет, что при чтении историков религии, которых он раньше цитировал (Куна и Робертсона), все представлялось «серьезно, исторически убедительно! Казалось очевидным, что вопрос о ритуале на
празднествах в честь Изиды решен окончательно и навеки, вся процессия весеннего праздника восстановлена до деталей.
А теперь я вам привел... и то место Люция Апулейского, из которого авторы почерпнули все свои сведения, и что же?
Впечатление серьезности и историчности,—я уверен, — рушилось и в ваших глазах.