ПВО Грузии в конфликте 8.8.8

Штурмующие небо

28 февраля 2010. "Трибуна" ( Новости - Трибуна )
9 мая 2010 года над Москвой, построившись в юбилейную цифру «5», пролетят штурмовики Героя России Сергея Кобылаша. Накануне Дня защитника Отечества прославленный летчик ответил на вопросы «Трибуны».

– Полковник, расскажите, как для вас начиналась осетинская кампания.

– Мы хоть и знали, что обстановка обостряется, но нападение на наших миротворцев и начало боевых действий было неожиданным. Еще накануне 7 августа все было спокойно. Саакашвили вечером выступил и сказал, что осетинский вопрос будет решаться мирным путем. А около 24 часов начался обстрел Цхинвала из реактивных установок. Задачу нам поставили глубокой ночью с 7 на 8 августа. По тревоге все прибыли на аэродром и стали ждать приказа. Утром 8 августа получили команду вылететь для уничтожения военных колонн, двигавшихся со стороны Грузии в Цхинвал.

У меня такое ощущение, что грузины не ожидали, что так быстро появится российская авиация. Да и вообще они не ждали, что Россия вступится за своих миротворцев, защитит мирный народ Южной Осетии. Видимо, расчет был на то, что наша страна будет действовать дипломатическими методами, которые их не пугали. Когда мы появились над грузинскими колоннами, грузины махали нам руками, думая, что это их авиация. Только после того как мы их атаковали, они поняли, что Россия не бросила своих ребят умирать под пулями агрессора.

Конечно, наши миротворцы сражались геройски, но они бы при поддержке осетинской стороны не удержали территорию. 8 августа я сделал три боевых вылета. По три раза в тот день вылетали все в моем полку, кто был готов к ведению боевых действий. Наша основная задача была – остановить продвижение грузинских колонн к Цхинвалу, не дать им войти в город, задержать их до подхода наших основных сил. Наземные подразделения Российской армии заходили, как известно, на территорию Южной Осетии через Рокский туннель. Я считаю, что авиация сыграла решающую роль в том, что мы не дали грузинам быстро продвинуться и заблокировать Рокский туннель.

В воздухе одновременно находились по пять-шесть наших экипажей. Поначалу противодействия не было. Но, поняв, что Россия в полном объеме применила авиацию для противодействия их агрессии, грузинские военные привели свои средства ПВО в полную боевую готовность и подтянули все, что у них было. А было у них многое. Это и зенитные ракетные комплексы израильского, американского производства, отечественные средства, которые остались после распада Союза. Надо признать, что иностранные специалисты очень хорошо подготовили грузинских военных к противодействию авиации. Кроме того, были задействованы радиолокационные станции и станции слежения в районе Тбилиси, в Турции, в морских акваториях и других точках. Не обошлось без помощи извне. Они передавали информацию в единый центр, который располагался в Гори. Словом, грузинская армия была готова к противовоздушной обороне и ее задействовала. Мы тоже стали использовать рельеф местности для боевых заходов, атаковали с различных направлений, применяли различные тактические приемы.

– И все же потери были…

– После второго вылета на базу стали прилетать наши самолеты с пробоинами. Мой нынешний заместитель полковник Олег Анатольевич Молостов вернулся с 88 пробоинами. И это 8 числа 8 месяца 2008 года. Спасибо создателям нашего замечательного штурмовика Су-25, концерну «Сухой», лично Владимиру Петровичу Бабаку, который курирует штурмовики. Это удивительная машина, и мы очень рады, что к нам сейчас поступает уже модернизированный вариант Су-25, оснащенный новыми комплексами навигации, прицеливания и другими системами. Так вот, у самолета Молостова из-за попаданий не работали некоторые системы. Даже в технологический лючок диаметром не больше 10 сантиметров залетел осколок и застрял в каблуке летного ботинка пилота. Еще чуть-чуть, и Молостов бы не вернулся с задания. А он вернулся, спас машину и за это награжден орденом Мужества, который ему вручил лично президент России. И он не один. Многие летчики награждены орденами Мужества, «За заслуги перед Отечеством». Всего мой полк сделал около 100 боевых вылетов.

– Я так понимаю, вы за рассказами о боевых товарищах тактично обходите тему вашего лично вклада… Ну не за подвиги же подчиненных получил Звезду Героя сам командир полка?

– Я считаю, что моя награда – это прежде всего оценка боевой работы всего подразделения, которым я командовал в ходе боевых действий в Южной Осетии. Потому что все сражались геройски. Еще двое, кроме меня – капитан Иван Нечаев и Владимир Едаменко, – стали Героями России. Едаменко – посмертно. Он прикрывал колонну. По ней был открыт огонь. Володя пошел на подавление огневой точки. И на выходе из этого маневра в его самолет попала ракета. Отводя горящую машину от осетинского села неподалеку от Джавы, Едаменко погиб. А Нечаев вернулся, выполнив боевую задачу, на самолете с одним работающим двигателем, изрешеченном пулями и осколками.

– Сколько сами-то совершили вылетов?

– Пять с половиной.

– Это как?

– На шестом вылете меня подбили, и я вернулся в полк уже «на перекладных». То есть шестой взлет был, а посадка – на парашюте.

– Значит, благополучно катапультировались, а это уже успех. Если можно, поподробнее...

– 9 августа, когда мы выполняли задачи по сопровождению российских колонн, земли не было видно, только верхушки гор торчали из-за облаков.

– А вы поэт, полковник.

– Да нет, стихов не пишу, просто красивая картина запомнилась. Только вот эта красота для летчика-штурмовика обманчива и неудобна: не видно целей. Но у самого Цхинвала облака стали расходиться. Мы зашли под облачность и атаковали. На выходе из маневра мой ведомый Алексей Кукушкин, который вместе со мной совершил 6 вылетов и награжден орденом Мужества, кричит: «Командир, по тебе пуск!» И в эту секунду я почувствовал сильный удар по самолету. Не вижу, что с плоскостями и двигателями, пытаюсь набирать высоту, а машина начинает пикировать...

Если бы самолет не выровнялся, я бы, наверное, не катапультировался. Но машина, спасибо конструкторам, слушалась летчика. Когда выровнялся, применил систему пожаротушения – один из двигателей горел. Затем загорелся другой – опять тушил. Вижу: машину уже не спасти. Решил тянуть за город в сторону российских войск, сколько смогу, до минимальной высоты, при которой возможно катапультирование. Отлетел от Цхинвала километров на восемь, высота была 200 метров, и катапультировался. Приземлился на чей-то огород: вокруг яблони, помидоры, тут же куры бегают, а в воздухе слышен грохот боя, разрывы снарядов. Достал оружие, дослал патрон в патронник и стал осматриваться. Вижу, что мой ведомый сделал надо мной вираж: значит, меня увидели, и помощь скоро придет.

– А как прошло катапультирование, ведь эта операция не всегда заканчивается благополучно даже в мирных условиях?

– Да нормально приземлился, на ноги. Проблемы возникли с помидорами. Пока я парашют снимал, из дома выбежала бабуля и начала меня строго ругать, как я понимаю, по-грузински или по-осетински. Я ей пытаюсь объяснить, что не понимаю. Тогда она меня спрашивает: «Ты что, русский?» Тебе, говорит, надо поскорее уходить из грузинского села. Уже потом мне объяснили, что это был Кехви – грузинский анклав неподалеку от Цхинвала, который контролировал непризнанный «президент» Санакоев.

Грузинка мне говорит: я Саакашвили не люблю, у меня два сына в России. Но ты, мол, уходи, потому что тебя могут обнаружить грузинские военные. Дала мне мешок, я спрятал летный шлем, который не мог бросить, перчатки. Помолилась она мне вслед, и я пошел по дороге посреди села. Кругом портреты Саакашвили... Навстречу мне два парня. Я на всякий случай ощупал за пазухой пистолет-автомат Стечкина и 200 патронов к нему. Но тут меня окликнул дедушка, который у своего дома лопатой тушил огонь от разорвавшегося снаряда. Я подошел, а он мне показывает удостоверение ветерана Великой Отечественной войны и говорит по-русски: «Тебя видели те двое молодых, посиди у меня в доме, пока они не уйдут». Отсиживаться где-то в курятнике, когда идут боевые действия, я не мог, и он указал мне, как пройти в осетинское село. Я продолжил свое путешествие, пытаясь обойти грузинский пост, и за горкой увидел хвост вертолета, который кружил в низине. Со мной была специальная рация, предназначенная для связи с экипажами спасения. Я вышел на связь – и стал наводить на себя экипаж боевого Ми-24, который пилотировал мой друг Андрей Глянцев. Тут по вертолету откуда-то из кустов заработал крупнокалиберный пулемет. И все равно Глянцев с товарищами завел на посадку транспортный Ми-8, который завис над небольшим полем. Бегом я преодолел последние метры и с трудом запрыгнул в вертолет, колеса которого даже не касались земли. Под прикрытием боевого Ми-24 мы развернулись и полетели в Беслан, откуда я уже на попутном самолете добрался в Моздок и дальше вертолетом домой в Буденновск.

В 9.00 я вылетел на выполнение боевой задачи и только к 16.00 вернулся домой и позвонил главкому Александру Николаевичу Зелину: «Все в порядке, задача выполнена, только самолет подбили». У главкома вырвался вздох облегчения. Ведь он волновался за каждого летчика и лично руководил действиями авиации в этом конфликте.

– Так вы в рубашке родились: штатное катапультирование, грузинские военные вас проморгали, местные жители не продали, вертолеты спасения вовремя подоспели…

– Это уж точно, везет мне на хороших людей...

– Как после этих шести взлетов и пяти с половиной посадок складывалась служба?

– Прошел врачебно-медицинскую комиссию, был признан годным. Затем назначили на должность командира авиабазы – это новая штатная структура, вобравшая в себя несколько полков и других подразделений.

– Тогда скажите, как вы, боевой офицер, оцениваете изменения в Вооруженных силах?

– Пока еще рано давать оценку. Вот пройдут масштабные учения, тогда можно будет что-то сказать. По крайней мере, теперь у меня как у командира авиабазы в руках есть все необходимое для эффективного ведения боевых действий и подготовки к ним. Раньше я должен был просить силы и средства у вышестоящего командира. Что касается боевой учебы, то у нас летающий, боевой округ, и проблемы налета часов и ГСМ и раньше не было. Одна проблема – тяжелые метеоусловия: туманы, облачность, ветра.

– Ну, погоду вам ни одна реформа не обеспечит. Надо уметь работать в любых условиях… Техника-то новая поступает?

– Сейчас приходят модернизированные Су-25СМ, вертолеты Ми-8, Ми-28Н. Наша база пока единственная, где есть эскадрилья новейших Ми-28М. Это усложняет жизнь. Приходится не только быть в постоянной готовности, но и осваивать новую технику.

– А с жильем как?

– Есть хороший военный городок, строится новое жилье. После известных событий Москва отстроила целую улицу, новую больницу, микрорайон для военных. Со служебным жильем проблем нет. Так что летчики в основном не стремятся поменять Буденновск на другое место службы. Служба интересная. Есть возможность проявить себя, стать асом. У нас летают и летчики-снайперы, и летчики первого класса. База признана лучшей в ВВС.

– Есть сейчас время у командира такого большого хозяйства полетать самому?

– В ВВС командир может быть только летающий. У нас и главнокомандующий Александр Николаевич Зелин летает практически на всех типах самолетов, он истребитель и пилотажник.

– Наверное, предстоит учеба в академии?

– В этом году, может быть, буду второй раз поступать в Академию Генштаба.

– Это что же, такого боевого полковника могут срезать на экзамене?

– В прошлом году экзамены-то я все сдал, но в числе слушателей как-то не оказался… Приходится повторять попытку. Но сейчас у меня еще другая задача – база участвует в грандиозном параде на Красной площади, посвященном 65-летию Великой Победы. Приоткрою секрет: нашей авиабазе поставлена задача: пролететь строем в виде цифры «5». А «6» нарисуют в воздухе асы Астраханского центра боевого применения летного состава. Задача непростая не только потому, что надо четко сохранить такой строй, а и потому, что погоду на всем маршруте, а это сто с лишним километров, обеспечить будет трудно. А нам нужно собраться в эту фигуру и видеть друг друга. Все это на приличных скоростях. Мы ведь не на «кукурузниках» летаем…

– А тыл у боевого полковника прикрыт?

– Мой тыл – это жена Юля, с которой мы познакомились 22 года назад в Буденновске, где я был на стажировке. Так с тех пор мы там живем и служим, гарнизоны не меняем. Она у меня «целый» ефрейтор-телефонист. Прошли чеченскую кампанию, когда приходилось летать и днем и ночью без перерыва. От старшего летчика я вот дослужился до командира летной базы первого разряда. И все время в «горячей точке». Дочь Екатерина заканчивает школу, собирается поступать в институт. Тылы у меня надежные.