Че то ветка захирела.
Вот вам новая история, про мои первые полеты в БВВАУЛ.
80 год. год Олимпиады, год смерти Владимира Высоцкого и в этот год мы впервые ехали на полеты в славный город Алейск.
Позади 9 месяцев упорной учебы, по 6 пар в день, плюс 3 часа самоподготовки, километров 100 лыжни, первый отпуск, когда ты в курсантской форме приезжаешь в родной город, прыжки с парашютом, бесконечные наряды по столовой и по роте, сданы последние экзамены и зачеты второго семестра, по конструкции и аэродинамики Л-29, выучена на зубок инструкция летчику, (теперь ее называют РЛЭ), каждый налетал положенное время на тренажере и прошел очередное ВЛК.
Уже выданы новые синие комбезы, летные ботинки и демисезонные куртки, а так же предмет особой гордости курсанта первого курса - кожаные шлемофоны со здоровенными очками, как в фильмах про войну.
Мы едем в поезде, который называют почему то «Пряха». Настроение у всех приподнятое, все уверены, что впереди нас ждет только хорошее, почти поголовно у всех словесный понос, все друг-друг че то рассказывают, кто то ржет, как сивый мерин, кто-то поет под гитару, сержанты еще пытаются гнуть свою линию, покрикивают, но воздухе уже витает запах свободы и чувствуется, как с каждым километром их власть над нами уменьшается в геометрической прогрессии, ведь по приезду нас всех перемещают и распределят по экипажам, не зависимо от того, кто в какой роте, взводе и отделении был, появятся новые командиры – командир экипажа (летчик инструктор), звена, АЭ и появится новее мерило каждого курсанта, не субъективное мнение сержанта или командира взвода, а самолет который быстро расставляет все по своим местам.
Но пока, мы об не знаем, а только догадываемся, что в впереди нас ждут большие перемены.
По приезду, я вместе с моими друзьями еще по абитуре «Макс» «Грек» «Герасим» и Адрюха, ( в училище мы были в разных подразделениях), попал в экипаж майора Поселенова И.К., все мы были одного роста 180-182, гвардейцы, и он старый опытный инструктор, всегда нас как то стеснялся что ли, на земле от него вообще грубого слова услышать было не возможно, был постоянно чем то озабочен, нас называл курсантиками, а когда что то объяснял, то задумчиво теребил молнию комбеза, того с кем разговаривал, и нам даже иногда казалось что он нас побаивался, а может он так прикалывался не знаю.
Но после закрытия фонаря кабины, это был другой человек, очень четко действовал рулями, никогда не вмешивался в управления без необходимости, однако все наши действия в кабине он всегда комментировал, проявляя глубочайшие знания русского матерного языка, и за время полета ни разу не повторялся.
Но такое его отношение к нам в полете, нас нисколько не расстраивало, а наоборот настраивало на рабочий лад, мы знали, если шеф ругается матом, а ручку не трогает, значит все идет нормально.
В мае, Алейская грунтовая полоса уже довольно хорошо подсохла, и мы приступили к интенсивным вывозным полетам, но не у всех в нашем экипаже шло гладко. В первом же полете на облет района полетов, на снижении я почувствовал себя не очень хорошо, при заходе на посадку, как только инструктор перевел самолет на снижение, меня начало подташнивать, в результате все время от 3го разворота до посадки мне было не до пилотирования, а в голове была одна мысль как бы не напакостить в кабине.
Шеф конечно это дело заметил, т.к. я вылез из кабины абсолютно белый, но ничего не сказал. Правда в следующем полете он пилотировал поплавнее, через несколько полетов по кругу все нормализовалось, и я стал способен адекватно реагировать на замечание и воспринимать обучение, как говориться процесс пошел, но не тут-то было.
Отлетав вывозную по кругам, мы приступили к полетам в зону и там эта моя нехорошая особенность проявилась во все красе, после первого же ввода в пикирование мне опять сильно поплохело, а еще 4 ввода в пикирование и столько же выводов из горки мое самочувствие не улучшили, короче, когда мы заходили на посадку я уже был никакой, шеф конечно это заметил, так как к тому времени я уже мог в полнее прилично садиться, а тут иду по глиссаде, как бык пос…..л, и не добираю на посадке. Короче пришла пора ставить вопрос ребром, и после пары полетов в зону с похожими результатами, шеф доложил КЗ о моей проблеме.
Меня запланировали на проверку с командиром звена Жиляковым, было ясно, что это будет мой последний полет (командир звена летал на спортивный пилотаж и понятно, что в этом полете, он вывернет меня на изнанку и назад дороги уже не будет).
Но как говорится: бог не фраер - шельму метит. На следующий день смену отбили из-за дождя, который шел неделю, потом полоса размокла и никак не хотела сохнуть.
Мелкие лужи мы разгоняли березовыми вениками, а крупные откачивали КПМками, но ничего не помогало, дождь начинался снова и все опять размокало, и замеры прочности грунта давали не утешительные результаты.
Я почти уже смирился со своей судьбой, ходил на тумбочку и читал художественные книги, как щас помню - Хроника Карла IX. Но однажды ночью, меня разбудил шеф, тьма стояла глаз выколи, и задал совершенно идиотский вопрос – если у меня чего-нибуть почитать (надо сказать что во время этого вынужденного перерыва наши инструктора не отличались трезвостью), я подал ему книжку, он в полной темноте ее полистал, сказа, что книжка ничего.
Стало ясно, что пришел он совсем не за этим, а зачем? Тут он спросил, не хочу ли я жаренной картошки, я согласился потому что понял, вот он тот разговор которого я ждал, и который поставит все точки над и . Мы пошли с шефом в каптерку, где действительно стояла сковородка с картошкой початая бутылка водки и сидел КЗ. Стало ясно, что если старший летчик инструктор с КЗ пьют с курсантом водку, то вопрос уже решен, и этот последний полет просто формальность, после которого они меня уж точно больше никогда не увидят.
До этого я водку вообще никогда не пил и меня довольно сильно развезло, шеф пытался меня утешить и говорил, что не всем суждено быть летчиками, и не моя в том вина, но под занавес, поинтересовавшись сначала курю ли я, сказал такую фразу, что дескать был у него давным-давно курсант с такой же проблемой, и кто то посоветовал ему начать курить, после чего тот закурил, и проблемы как не бывало.
На следующий день, на трезвую голову я вспомнил этот разговор (надо сказать, что у меня был припасен вылетной Казбек, но теперь он был уже мне ни к чему) открыл коробку и закурил, после пары затяжек ноги у меня подкосились и пришлось сесть на крылечко, что бы не упасть. Как бы там ни было, но через неделю я уже высмаливал Казбечину целиком, и не в одном глазу.
А тут как раз и полоса подсохла, короче наступило время Ч. Ясно, что надежд никаких я не питал и пытался получить от полета максимум удовольствия, Жиляков, очевидно это понимал и пока не пришли в зону управление не трогал, а в зоне предупредил, что берет управление и тут же захреначил штук пять бочек, а потом пару комплексов пероворот-петля-полупетля, после каждого маневра он интересовался, как я себя чувствую и получив ответ – нормально, продолжал в том же духе.
Надо сказать, что чувствовал я себя действительно очень хорошо, кроме того, на первом курсе мы на сложный пилотаж не летали и мне было жутко интересно, я даже попросил его показать мне штопор, КЗ удивился, но мы сделали два штопора, горючка подходила к концу и он сказал мне по СПУ, что бы я запросился на привод, нам дали добро и по пути домой КЗ продолжал крутить бочки, они так классно у него получались, что я не удержался, и когда он закончил выполнять очередную бочку, рискнул сделать бочку сам, конечно получилась не бочка, а кадушка с офигенными переменными перегрузками, плюс КЗ был не пристегнут и его долбануло башкой об фонарь, при этом разбились его очки с темными светофильтрами.
Ясен перец КЗ ошалел от такой наглости курсанта в полете на списывание, но надо отдать ему должное, не обиделся, а принялся учить меня выполнять бочки, короче когда мы подошли к приводу, я уже лихо их крутил, поддерживая самоль в ГП где надо педалью, где надо РУС, над приводом КЗ сказал, что бы на посадку я заходил сам, и за ручку больше на брался.
Сел я вполне прилично, немного перелетев, видно от избытка чувств, но это незначительная ошибка на решение КЗ не повлияла, на мою попытку получить замечания, он махнул рукой и тут же высказал шефу все, что он о нем думает, что ему больше не хер делать, как возить курсанта на списывание, когда его пора выпускать самостоятельно.
Шеф этот разгон стоически перенес, хотя было видно, что он ничего не понимает. Мне запланировали еще несколько провозок по кругу, потом 29 августа меня проверил КЗ и после контрольного полета с зам.ком. полка Прибытковым я вылетел самостоятельно.
Честно говоря, сам полет я уже не помню, очевидно потому, что шеф после того разгона практически никогда не вмешивался в управление и молчал как рыба об лед, и проверяющие тоже, так что разницы особой я не почувствовал, да и натренированность была хороша.
В последствии, рецидивов с плохим самочувствием не было, даже при приличной качке на корабле во время шторма.
Курить потом бросал неоднократно, но курю до сих пор.
Всё, что вы видите во мне — это не моё, это ваше.
Моё — это то, что я вижу в вас.
© Эрих Мария Ремарк