Холивары на религиозные темы

Опаньки69> А в чём его экстремизм?

79% считают: "Давно пора признать и спрашивать по всей строгости"

 

Можно сказать жестче. В отсутствие прямых эмпирических подтверждений гелиоцентризма авторитет текста De Revolutionibus мог обосновываться исключительно интертекстуально, т.е. аллюзиями и ссылками на иные тексты и на критерии истинности предлагаемых констатации, закрепившиеся в иных, не математико-астрономических сферах культуры, в которых эти критерии воспринимались как аксиомы. Ведь математически система Коперника отнюдь не проще птолемеевой, а объяснительный и прогностический потенциалы обеих теорий практически равноценны. Короче, как говаривал Ф. Бэкон, на самую высокую башню ведет только винтовая лестница….

 

В том-то и дело, что «гибкая красота эпициклической теории» Птолемея с чисто теоретической точки зрения не содержала в себе никаких крупных изъянов, которые требовали бы ее замены. Да, были практические трудности, связанные с необходимостью определять большое число параметров из наблюдений (пять параметров для каждого эпицикла), но эти трудности были все же преодолимы.
Таким образом, коперниканская революция не является научной революцией куновского типа (если таковые вообще существуют), она не была вызвана эмпирическими неудачами птолемеевой астрономии (т.е. аномалиями, по терминологии Т.Куна). События развивались по другой схеме.
…уверенность Коперника в том, «что способные и ученые математики будут согласны [с ним]... если только... они захотят не поверхностно, а глубоко познать и продумать все то, что предлагается» в De Revolutionibus, выражало претензию на рациональное постижение мира, в коем нет места принципу «все возможно». Но именно с этой стороны космология Коперника оказалась наиболее уязвимой. В самом деле, когда, к примеру, опущенная в воду прямая палка кажется искривленной, то в иллюзорности нашего видения можно легко убедиться, даже не вынимая палку из воды, а просто проведя по ней рукой. Более того, нетрудно догадаться, что причина оптической иллюзии - вода, тогда как в воздухе палка видится такой, какова она есть. Ситуация же с видимым движением Солнца -иная. Нет (или по крайней мере во времена Коперника не было) никаких разумных оснований считать, что его движение - это оптическая иллюзия, и в действительности движется Земля (ибо тогда иллюзией можно объявить вообще все, что мы видим, на что мог решиться далеко не каждый натурфилософ даже крайне идеалистического толка).
Крушение аристотеле-птолемеевского Космоса - это не просто крушение неких представлений о том, что вокруг чего вертится. Ситуация была куда более драматичной. Если поверить Копернику, т. е. если допустить, что его космологическая теория отвечает реальности, то тогда ненадежными оказываются свидетельства не только наших органов чувств, но и разума (я имею в виду ситуацию XVI в.), поскольку тогда оказывается, что две физически и космологически неэквивалентные модели описывают видимые движения небесных тел практически с равным успехом. К чему же в таком случае сводится процесс познания? К вольной игре ума? Рушилась, повторяю, не частная астрономическая теория, но нечто куда большее - логически упорядоченный образ мира, а вместе с ним и классическая идея разума.
Почему господин Коперник считает свою «систему мира» истинной? Только на том основании, что лишь гелиоцентрическая теория дает гармонический «порядок орбит», а потому эта теория уникальна, как уникален сотворенный Богом мир, «устроенный в наилучшем порядке» propter nosi Этот вопрос, который стоял, разумеется, и перед самим Коперником, вводит нас в другой контекст коперниканской революции - логический.
Коперник не мог оспаривать геоцентрическую теорию в ее содержательном аспекте. Его критика, высказанная в период ослабления формально-логических требований к научной теории (что санкционировало использование иных, «диалектических», способов аргументации), касалась в первую очередь логической структуры теории Птолемея, а именно: 1) ее несистемности, т.е. отсутствия в ней "regularities of regularities", и 2) в некорректном использовании логического вывода от свойства части к свойству целого. Коперник был убежден, что число возможных космологических моделей (подчеркиваю - космологических моделей, а не кинетических схем движения планет) ограниченно (геоцентризм, гелиоцентризм и «промежуточный» вариант типа предложенного Тихо Браге) и в силу этой ограниченности достаточно косвенных свидетельств в пользу одной (или против другой) модели. Тем самым центр тяжести проблемы выбора космологической модели сконцентрировался на вопросе определения критериев ее истинности, пусть даже не вполне строгих с позиций аристотелевой логики. И здесь Коперник оказался в известном смысле весьма консервативным мыслителем: он был готов пожертвовать традиционной топологией мира во имя сохранения и более последовательного, чем у Птолемея и его сторонников, проведения древнего принципа равномерных круговых движений планет. Для реализации этой цели он воспользовался множеством критериев: эстетических, математических, физических, астрономических, логико-диалектических, а также набором топов, касавшихся отношений части и целого, достоинства вещей, отношения объемлющего и объемлемого (вмещающего и вмещаемого) и т. д. Таким образом, философский и логический контексты смыкались с другими, в первую очередь - с эстетическим, что детально рассмотрено в первой части настоящей работы.
Коперник, поставив себе цель провести принцип круговых равномерных движений более последовательно, чем это делалось в теории Птолемея, одновременно предъявив к ней те требования эстетического и методологического порядка (соблюдение RT-симметрии, установление каузальных связей между отдельными закономерностями, преодоление запрета на метабасис и т.д.), которым она не удовлетворяла и, по условиям времени ее создания, удовлетворять не могла. Несколько огрубляя ситуацию, можно сказать, что Коперник потребовал, чтобы астрономическая теория отвечала эстетике Витрувия и Горация и их ренессансных толкователей, к чему когнитивно фрагментированная система Птолемея при всей ее эластичности оказалась совершенно неспособной, поскольку в ней не было внутренних ресурсов для адаптации к коперниканскому императиву гармонии и симметрии мира, созданного propter nos

 

Изобретение, защита и частичное оправдание коперниканской гипотезы противоречат почти каждому методологическому правилу, о соблюдении которого мы заботимся сегодня

 

Замечу также, что расчеты положений планет, выполненные на основе теории Коперника, не превосходили традиционные [Poulle Ε., Gingerich О., 1998].
Тихо Враге (Т. Brahe; 1546-1601) приводил даже примеры, когда Альфонсины давали большую точность, чем «коперниканские» Tabulae Prutenicae Э. Рейнхольда (1551) [Reinhold Ε., 1551.].
Что же касается якобы большей простоты гелиоцентрической теории по сравнению с птолемеевой, то и это утверждение ошибочно. Р. Полтер даже ввел термин «80-34-Syndrome» [Palter Α., 1970], имея в виду распространенное мнение (происхождение которого он связывает с книгой по истории астрономии А. Берри [Berry Α. J., 1898]), будто там, где теория Птолемея оперировала с примерно 80 «кругами» (эпициклами), теории Коперника для достижения той же точности требовалось всего 34 (Последняя цифра, видимо, взята из завершающих строк Commentariolis - «Малого комментария») Практически же Копернику для определения долгот Солнца, Луньі и остальных планет требовалось не менее 18 кругов на всю «хорею планет» (а иногда-22), тогда как в расчетах по теории Птолемея (по крайней мере до 1500 г.) астрономы обходились 15 кругами, а утверждение, будто им требовалось не менее 80 кругов, представляет, по словам О. Гингерича, тщательно изучившего множество эфемерид, изданных до выхода в свет De Revolutionibus, есть не более, чем «а latter-day myth». Поэтому заявления Т. Куна о том, что «положение астрономии Птолемея было скандальным (the state of Ptolemaic astronomy was a scandal) еще до открытия Коперника», а «что касается положения планет... то их предсказания, получаемые с помощью системы Птолемея, никогда полностью не соответствовали наиболее удачным наблюдениям» … просто не соответствуют действительности.
Ссылки же на то, что, мол, коперниканская модель более системна, стройна, рациональна и т.п., ретроспективно куда как хороши, но в глазах современников Коперника то, что его теория связывает отдельные частные закономерности единым принципом, еще не делало ее истинной, а кроме того их, первых читателей De Revo-lutionibus, еще надо было убедить в том, что математическая теория с подобными методологическими добродетелями вообще заслуживает каких-либо когнитивных привилегий

 

Хотя характеристика теории Коперника как гелиоцентрической является общепринятой и, разумеется, отражает важнейший аспект новой космологии, однако одну оговорку сделать, на мой взгляд, уместно. Фромборкскому астроному для реализации его главной цели - построения теории, удовлетворяющей описанным в первой части настоящей работы эстетическим и методологическим критериям - важно было не столько «остановить Солнце», поместив его в центр мира (или в окрестности геометрического центра мира), сколько остановить небесный свод, приведя в движение («сдвинув») Землю, т.е. придав ей по крайней мере два движения - суточное и годовое. (Споры вокруг коперниканства в XVI-XVII вв. шли не столько о том, покоится ли Солнце, сколько о том, движется ли Земля). Иными словами, геометрическим центром мира в теории Коперника оказался не центр Земли, как в традиционной космологии, но центр земной орбиты, в котором, кстати, согласно Копернику, ничего нет, ибо Солнце в его теории находится всегда рядом с этим центром, и который одновременно служил центром орбит других планет. В этом смысле, коперниканской теории присущ известный геоцентризм.

 

Традиционные реконструкции истории «увещания Галилея» кардиналом Р. Беллармино (1616) и процесса 1633 г. представляют эти драматические эпизоды интеллектуальной истории как события, разворачивавшиеся исключительно в концептуальном пространстве конфронтации науки и религии. В данной работе предлагается принципиально иное понимание характера богословской полемики по поводу гелиоцентрической теории, активно защищавшейся Галилеем. Причины, динамика и фактологическая картина событий, приведших к увещанию Галилея, определялись системой сложным образом взаимодействующих контекстов: логикометодологического, конфессиональнополитического, теологического, социокультурного и личностно психологического. При таком системнополиконтекстуальном подходе история увещания Галилея, вопервых, выходит за рамки пресловутого конфликта между наукой и религией - любимого жупела советской историографии, - обретая противоречивую многомерность, а во-вторых, теологическая компонента этих событий органично встраивается в широкий контекст культуры конфессиональной эпохи. В итоге сложный исторический феномен представлен в данной работе не как некий исторический казус па фоне сегментированной реальности, по органически вписывается, интегрируется в ее целостный, многослойный образ, в историческую динамику культуры

 

"Иными словами, геометрическим центром мира в теории Коперника оказался не центр Земли, как в традиционной космологии, но центр земной орбиты, в котором, кстати, согласно Копернику, ничего нет, ибо Солнце в его теории находится всегда рядом с этим центром, и который одновременно служил центром орбит других планет. В этом смысле, коперниканской теории присущ известный геоцентризм."