С другой стороны, ядерная стратегия постсоветской России стала казаться взрывоопаснее, чем раньше. В 1993 году она отказалась от обещания Брежнева «не применять первыми», сославшись на слабость своих традиционных войск как на причину для использования своего ядерного арсенала в качестве запасного варианта против более широкого круга угроз. В статье 1999 года группа российских военных аналитиков описала, как это может работать. Они утверждали, что Россия должна рассмотреть возможность использования ядерного оружия в будущих региональных конфликтах, чтобы показать свою решимость, и таким образом убедить противников отступить, что она должна — на сегодняшнем ядерном жаргоне — «обострять до разрядки». В следующем году Россия обновила военную доктрину с тем, чтобы разрешить применение ядерного арсенала против традиционных сил противника «в ситуациях, считающихся критическими для национальной безопасности Российской Федерации».
Поскольку в ядерной стратегии Соединенных Штатов подчеркивается важность быстрого вывода из строя подразделений противника, российские стратеги также считают, что Соединенные Штаты будут стремиться к ликвидации ядерного арсенала России с самого начала, используя для этого свои собственные традиционные или ядерные стратегические вооружения. Точно так же, как Советский Союз планировал сделать это раньше, Россия, вероятно, запустит свои наиболее уязвимые системы ядерного оружия, как только получит предупреждение о предстоящем нападении США, чтобы ее способность к ответным действиям не была уничтожена. Такая формулировка может вызывать беспокойство, но она сводит шансы углубления конфликта к относительно низкой отметке, в соответствии с российской военной доктриной.
Некоторые аналитики утверждают, что недавние изменения в военной доктрине Москвы говорят о переходе к стратегии «обострение до разрядки». В частности, они указывают на военно-морскую доктрину России 2017 года, где в одном замысловатом предложении отмечается, что готовность и желание использовать нестратегическое ядерное оружие в расширяющимся конфликте может успешно сдерживать врага. На первый взгляд это выглядит как явная угроза переступить ядерный порог. Однако выводы аналитиков, скорее всего, надуманны. Прямая ссылка на обострение заслуживает внимания, но в военно-морской доктрине не говорится, что Россия первой переступит этот порог. Таким образом, та строка не обязательно противоречит более умеренному подходу к сдерживанию, изложенному в других российских документах.
Более того, если бы «обострение до разрядки» было новой руководящей стратегией России, было бы странно, что этот сдвиг от позиции 2014 года был спрятан в неоднозначном отрывке из ее военно-морской доктрины. Если бы Москва стремилась укрепить способности к сдерживанию, упрощая условия для использования ядерного оружия, то следовало бы ожидать, что она заявит об этом изменении громко и ясно. Она могла бы, например, сделать публичное заявление о том, что отныне Россия будет применять ядерное оружие всякий раз, когда сочтет это необходимым. И наоборот, приглушенное объявление заставило бы противника относится легкомысленнее к издержкам войны, поощряя, а не сдерживая нападение.
Западные аналитики, обвиняющие Россию в балансировании на грани ядерной войны, неверно истолковали ее публичные заявления. Конечно, российские официальные лица и эксперты более низкого уровня довольно свободно привлекают преувеличение в свои ядерные угрозы членам НАТО и другим странам. Верно также и то, что новые системы ядерного оружия являются предметом гордости страны. Например, в своем выступлении в парламенте в марте президент России Владимир Путин подчеркнул усилия страны по ядерной модернизации и ее новое экзотическое оружие. Но в этой же речи Путин объяснил, что новейшие российские стратегические вооружения могут преодолеть ПРО США, что имеет значение только, если Россия отвечает на удар, а не инициирует его. Позже Путин подтвердил, что Россия будет использовать ядерное оружие только в том случае, если нападение США будет неизбежным или уже произошло — еще раз подтвердив, что российский арсенал предназначен для сдерживания, а не провокации.
Ядерная стратегия Москвы может быть чем-то обязана концепции ученого в области национальной безопасности Томаса Шеллинга — «угроза, которая оставляет что-то на волю случая»: если вы сможете убедить противников в том, что наихудший сценарий, каким бы маловероятным он ни был, вообще возможен, они дважды подумают о нападении на вас.
Суть в том, что российские лидеры рассматривают возможный конфликт с США не как ограниченную стычку, а как прелюдию к потенциальному разрушению их страны - то, что Путин назвал «миром без России». Чтобы этого не произошло, Кремль сохраняет возможности, необходимые для проведения ответной, гибельной для Земли кампании. На этом фоне Россия действительно может разрабатывать тактическое ядерное оружие и системы двойного назначения. Тем не менее это не является частью плана по обострению и быстрой победе в войне. Они предназначены для того, чтобы дать Соединенным Штатам знать об опасности такого развития событий вообще.
Между тем, разработчики ЖМТ реактора Hyperon (Gen4) на свинцово-висмутовой смеси указывают, что им в диаметр 1,5 метра, для намного более мощного 70 МВт реактора, удалось разместить и отражатель нейтронов и систему охлаждения: «The outer diameter of the entire reactor system, including the outer reflector and coolant downcomer, is limited to 1.5 m». Таким образом, проблема не является технически нерешаемой.
Наружный диаметр всей реакторной системы, включая внешний отражатель и сливной патрубок теплоносителя, ограничен 1,5 м, чтобы можно было герметизировать систему корпуса реактора на производственном объекте и транспортировать ее на площадку в обычной бочке для отгрузки ядерного топлива. Общая масса корпуса реактора с топливом и теплоносителем составляет <20 метрических тонн.